Журнал «Вокруг Света» №09 за 1983 год

Усилиями Владимира Ивановича Малышева и его учеников из Института русской литературы (Пушкинского дома) за тридцать с лишним лет поисков в одном только Усть-Цилемском районе Коми АССР было собрано более тысячи древнерусских книг. И эта уникальная коллекция продолжает пополняться, как только очередная археографическая экспедиция возвращается в Ленинград. Кто знает, какие новые пласты древнерусской литературы будут еще открыты? Ведь каждая найденная и возрожденная к жизни книга — это брод через реку времени.

...Было уже совсем темно, когда автобус подрулил к избушке, наполовину заваленной снегом. Черная, приниженная тяжестью свинцового неба, она стояла маленьким островком посреди пурги и голых раскачивающихся деревьев. Свет в окнах не горел, и на стук долго никто не отзывался. Наконец за дверью послышались шаги.

— Кто такие?

Надежде Николаевне Малининой пришлось успокаивать хозяйку и объяснять, кто они, откуда и по какой надобности оказались здесь. После долгих переговоров щеколда стукнула и дверь в избу распахнулась.

— Входите, добрые люди. Мне тепла не жалко.

Анна Петровна Калягина оказалась женщиной того неопределенного возраста, когда человеку можно дать семьдесят и все девяносто. Глаза настороженные. Подслеповато щурясь из-под платка, она предложила отведать травяного настоя с медком. Продрогшие с дороги музейные работники с облегчением вздохнули: раз пустили в избу — значит дело пойдет на лад.

Книги, которые Калягина вытащила из кладовки, содержались на диво справно. Разматывая домотканый холст, в который они были завернуты, старуха выкладывала на стол один толстенный том за другим. Почти все переплеты были обтянуты крепкой выцветшей кожей или замшей, их украшали медные, старинной работы застежки. Наверху были вытиснены причудливые орнаменты. Когда Николай Иванович раскрыл наугад одну из книг, то сразу же увидел приписку, сделанную писцом. Витиеватые буквицы сообщали:

«Лета 7157 (1649) куплена сия книга минея генваря месяца во Фрязинове у церковного старосты... Титова того же Вологодского уезду в монастырь ко всемилостивому Спасу и великомученику страстотерпцу Христову Георгию, что на Комеле реке при игумене Тихоне, а дали за нее сорок алтын, мирских шло денег 24 алтына, а монастырских шло 16 алтын. А сию книгу из монастыря Спасова дома никому не вынести и не продать и никому даром не дать в подарок, а будет кто продает ея или даром кому отдает и того судит бог... А подписал сию книгу того же Спасо-Печенгского монастыря казенный дьячок Мишка Федоров...»

Как художник-реставратор, Федышин был достаточно подкован, чтобы определить полууставное письмо — буквицы шли с наклоном и располагались на неодинаковом расстоянии друг от друга. Точно такие он не раз видел на липовых досках, когда возвращал к жизни иконы XV—XVII веков. А вообще вид у страниц был довольно потрепанный, зачитанный до дыр, со следами не столь давних подчисток и исправлений. Кое-где текст был утрачен и восполнен от руки поздним полууставом. Когда художник листал книгу, к пальцам прилипала желтая бумажная пыльца.

С замирающим сердцем Надежда Николаевна рассматривала изрядно заношенную «Историю об отцах и страдальцах соловецких», «Житие боярыни Морозовой», а также книгу византийского автора Златоуста.

Увлеченные чтением, собиратели не сразу обратили внимание, как на столе выросла целая гора книг — сборники поучений, жития мучеников, евангелия, часословы, требники, а также рукописи, заполненные красными значками — певческими крюковыми нотами. Бабушка Калягина тем временем выносила из своих закромов-затаек все новые и новые связки древних фолиантов. Когда снесла последнюю, села на стул и настороженно оглядела своих гостей.

— А ведь книги-то непродажные... Они исти не просят. Пущай себе лежат! Вы ведь не первые у меня будете, — говорила она. — А я всем отказываю. Вот умру, тогда приходите...

— Как же так, бабушка, а нам говорили... — разочарованно протянула Надежда Николаевна. Слова Калягиной были настолько неожиданны, что она не сумела окончить фразу.

Однако Федышин не обратил внимания на слова хозяйки: листая книги, с удовольствием комментировал их содержание, восторгался диковинными узорами, заставками и буквицами, выполненными с великим тщанием, и даже удивил старуху, заявив, что такие иллюстрации обычно выполняли чернилами из сажи, куда «для крепости» добавляли лиственничную серу или же толченую железную ржавчину.

Заинтересовавшись собеседниками, бабушка Калягина все активнее втягивалась в разговор и уже не проявляла упорства. А Николай Иванович все сильнее упирал на то, какой урон потерпит отечественная наука, если хранительница будет упрямиться...

Окинув взглядом гору книг на столе, Федышин процитировал любимые строки:

— «Велика польза от книжного учения... В словах книжных обретаем мудрость и воздержание; это реки, напоящие вселенную, в них глубина бездонная, ими утешаемся в печали...»