Журнал «Вокруг Света» №09 за 1986 год

И грянул гром «с надменной высоты»: графу Калиостро и его жене было предложено покинуть русскую столицу. Некоторые источники уверяют, что раздосадованный граф, склонный к театральным эффектам, и тут преподнес сюрприз. Полиция будто бы донесла, что он выехал из всех петербургских застав одновременно и везде оставил свою подпись. А потому неизвестно было, куда же направился Калиостро.

Таким предстает перед нами за дымкой веков — на фоне достоверных фактов, похожих порою на вымысел, и легенд, имеющих иногда под собою реальную основу,— граф Калиостро.

Святослав Бэлза

Солнце и тени Гранады

В эти края постоянно стремится много народа. Едут любознательные иностранные туристы, спешат посмотреть на достопримечательности Гранады сами испанцы, живущие вдали от этих мест. На протяжении веков о славном городе сложено множество легенд. Молва, например, утверждает, что в XI—XIV веках Гранада была одним из красивейших городов мира. «Здесь столько чудес, сколько зернышек в плоде граната»,— писал древний поэт. Кстати, название города произошло от этого растения: когда-то в его окрестностях гранатовые деревья росли в невиданном изобилии. Менялись династии арабских владык, приходили и уходили короли и султаны. Но каждый правитель считал своим долгом еще больше украсить столицу, построить в ней нечто свое на удивление всему свету.

Вечным памятником мавританскому зодчеству остается поразительная по своему великолепию крепость-дворец Альгамбра и примыкающие к ней сады и фонтаны Хенералифе. Громкая разноязычная речь слышится сегодня в прохладных, некогда тишайших дворцовых покоях, в роскошных залах Послов, Двух сестер, Суда, возле наглухо закрытой двери какого-то таинственного помещения...

Апрельским днем в тридцатиградусную жару на одной из узких садовых дорожек крепости я столкнулся с поэтом Рафаэлем Альберти, седым, красивым, полным энергии.

— Наконец-то я выполнил обещание, которое давным-давно дал Федерико Гарсии Лорке,— побывал в Гранаде,— говорит он.— Федерико трогательно любил свою родную гранадскую землю. Он постоянно звал меня к себе в гости, упрекал: мол, как же так, ты, андалусиец, ни разу не был в Альгамбре? А я все ссылался на занятость, все обещал ему... Потом фашисты уготовили для моего друга пулю, для меня же — больше трех десятилетий изгнания. Теперь, пусть с запозданием, я сдержал свое слово. Я — в Гранаде, но прежде, конечно, побывал в Фуэнтевакеросе...

На родине Лорки

Фуэнтевакерос — поселок в пятнадцати километрах от Гранады.

Первый раз я оказался там ранней весной 1979 года. В этом краю все селения похожи друг на друга. Тесно прижатые один к одному белые домики. На узких улочках сидят старики в черном, возле них в красной пыли тихо копошатся дети. В полдень жизнь замирает, словно в сказочном королевстве. Зато вечерами стар и млад высыпают на Главную — и единственную — площадь, чтобы после напряженной работы в поле выпить с соседом стаканчик вина в таверне, услышать последние новости. От площади уходит улочка, в самом начале которой, справа, стоит с виду непримечательный домик. В нем родился мальчик, которому суждено было стать гордостью испанской поэзии. Несколько лет местный муниципалитет ведет борьбу за приобретение дома и превращение его в музей. И вроде бы никто не против. Все, и в Мадриде, и в Гранаде, согласны. Только денег не отпускают.

В 1979-м на площади, почти напротив дома Федерико, жила приветливая старушка Кармен Рамо. Мы сидели с ней в маленьком дворике, и она вспоминала далекое-далекое, почти нереальное:

— Маленький Федерико почему-то называл меня няней, хотя я всего на пять лет старше. Был он веселым и озорным заводилой. То придумал кукольный театр, то разучил с нами цыганские песни, а то на лесной поляне рассказывал таинственные истории. Потом родители увезли его в большой город (донья Кармен при этом махнула куда-то в сторону гор), но Федерико нас не забывал, часто, уже взрослым, навещал эти места. Прослышали мы, что стал знаменитым поэтом. А что уж он там писал, бог знает,— грамоты здесь почти никто не знал. Потом дошла весть, что его убили... Сколько лет прошло, а он до сих пор видится мне веселым, молодым. Да, молодым, ведь ему эти злые люди не дали состариться, как состарилась я...

Я вновь оказался здесь через пять лет. Не стало доброй старушки. Поселок постепенно начинал жить по-новому. На площади Лорке поставили монумент. Имя поэта стала носить улица, где он родился, а также здешняя школа. Добились этого социалисты и коммунисты, избранные в местный муниципалитет.

— Еще совсем недавно, при

Франко, да и после его смерти люди боялись даже упоминать имя Лорки,— говорит мне учитель Хосе Мария Руис.— Мы не могли читать детям его стихи, рассказывать о его жизни и трагической судьбе. И все же демократия постепенно берет свое. Теперь мы и не представляем себе Фуэнтевакерос без красочного июньского празднества, посвященного нашему великому земляку.

Однако в короткой биографии Лорки был не только гранадский Фуэнтевакерос, но и гранадский Виснар.