Журнал "Вокруг Света" №1 за 1998 год

С торжественной песней «Из-за леса копия мечей» все спускаемся по тропке вдоль частого плетня, за которым, на взгорке, как вулкан к небу, вздымается огромная пирамида из голых древесных стволов — оказывается, на дрова. «В холодок, в холодок», — ласково загоняет Борцов старушек под тень ольшины; хочется всем им чего-нибудь для души, распевного:

— Аи да во лужке-е-е-е то-олечка во лу-лу-ужке, — начинается долго, недвижно, голоса будто разбредаются, летят поодиночке, а песня их собирает высказать, как стоял во лужке казачий полк, а посреди добрый конь, а на коне — позлачено седло, а во седле -молодой казак... держал знамя кра-а...ско-ое...

— Ну вот, теперь они не могут сказать «царское»! — гогочет Борцов, — учили же их, учили говорить «красное»!

Это когда он их в Волгоград возил, в Москву и даже в Западный Берлин. А раз уж собрались да расселись на травке, то есть что вспомнить:

— А Ксенька отстала от своих,  от лучновских:  ну, я, говорит, с   вами пройду в Кремлевский  дворец. Там проверяют же пропуска. А стены такие стеклянные, она увидела через стекло: вон наши пошли! Как рванулась, да об стенку лбом, вот такой фонарь вот!

— В жизни я сделал — дай Бог каждому, хотя еще  могу,  —  признается Виталий Михайлович, а на «видаке» — знаменитый его «плетень»: обволакивают девушки в желтых платьях каждого синемундирного, отведшего их подругу, и разъединяют, но только дважды, на третий раз все, сцепясь движутся стеною на атамана, который должен их потчевать; пышная, кровь с молоком, дивчина играет «куделя» упруго, смачно, и «Сразу видно, хуторская, — замечает Виталий Михайлович, — другая споет да не так!», а уж когда парни из воронежского ансамбля крутятся, бешено задирая ноги, в прыжках и присядках, то с притопом взвывает и сам Борцов: «Крик души мой влепил я им!» — ведь он этот танец поставил воронежцам.

Да, было все. И «Хопер» гастролировал в девяти странах, и сам Борцов ставил номера в лучших ансамблях. А теперь, — хоть и живо детище, да растащили танцоров директора урюпинских заводов по своим, карманным труппам, а к Борцову чтоб — ни ногой, иначе — на улицу! Расплодились казачьи плясовики, нового не создают, а у него, у Борцова, передирают, и какое тут авторское право? Но даже не это главное. Другое:

— Ну хоть бы родился, Леша, один такой, кому б передать!..

Напоследок я заглядываю в хату над озером к Сивогривову. Он сработал в подарок мне настоящую казачью нагайку из белой кожи: я беру за оплет лакированной рукоятки, провожу пальцами по жгуту, бахромчатому сверху, а внизу с расширением-шлепком, чтобы не ранить лошадь, проверяю, по царскому уставу, толщину войки в четверть вершка.

Вместе с нагайкой принимаю благодарно куль яблок, а еще — такое: на взгорке над Урюпинском — девять ветряных мельниц, от трехкрылки, моловшей грубо, до двенадцатикрылки, на которой уж пару мешков да молол; на праздники всякий уважающий себя казак.

И эти девять ветряков на зеленом холме я увожу как старую, для меня лишь изданную открытку — как привет из Урюпинска. Как символ русского захолустья.

Алексей Кузнецов

Всемирное наследие: Церковь та велми чудна...

Материалы рубрики готовятся журналом «Вокруг света» совместно с Центром Всемирного наследия ЮНЕСКО/Париж и Комиссией Российской Федерации по делам ЮНЕСКО МИД РФ

В музее-заповеднике «Коломенское», изученном не одним десятком ученых, я не надеялась узнать о каких-либо новых тайнах и открытиях.

Правда, утешало одно: здесь можно просто бродить по липовым аллеям, рассматривая памятники древнего зодчества, и ощущать атмосферу давно ушедших веков и событий...

Такую прогулку я намеревалась совершить с директором музея-заповедника — совсем не похожей на ученую даму, скорее — на светскую даму — Людмилой Петровной Колесниковой.

Мы уже собирались идти, когда я увидела на столе Людмилы Петровны какой-то отчет, в котором выделялись слова: «...необходимо более совершенное оборудование, чтобы продолжить поиски библиотеки Ивана Грозного».

— Извините, это идет речь о знаменитой библиотеке?

— Да, — спокойно ответила Колесникова, — У нас тут загадок немало.

...В 1237 году орды хана Батыя осадили Коломну. В ожесточенной схватке защитники города убили Кулькана, сына Чингисхана. За его смерть хан Батый приказал истребить все население Коломны. После взятия города началась кровавая резня.  Нескольким семьям удалось бежать к Москве, до которой они добрались через месяц. Оставшиеся в живых коломчане поселились здесь и по названию своего родного города село стало именоваться Коломенским.

Мы идем по музею-заповеднику, и я слушаю рассказ Людмилы Петровны.

— Это одна из версий, почему так названо село. Существуют и другие, — уточняет Людмила Петровна. — В духовных грамотах 1336 и 1339 годов говорится, что село принадлежало великому Московскому князю Ивану Калите.

Недаром цари и великие князья подолгу здесь жили. Даже климат в Коломенском особый. Дышится легче. Если кругом ненастье, у нас — воздух свежий, прозрачный.