Журнал «Вокруг Света» №10 за 1971 год

Особенное внимание обращалось на оби — широкий пояс к кимоно. Оби делали из весьма дорогой, плотной, яркой и блестящей ткани. Его завязывали громадным, замысловатым бантом, иногда распустив концы, иногда подобрав и смотав в некое подобие подушки. Вообще бант на оби завязывают сзади, на спине, да и трудно было бы сделать иначе: он такой большой, что ни спереди, ни сбоку его удобно не приладишь. Лишь артистки, пренебрегая удобствами, носили бант спереди. Оно и понятно. Ведь на сцене артистки (по традиции японского театра) все время обращались к зрителю лицом, а лишить публику удовольствия любоваться замечательными бантами было бы слишком жестоко.

У мужчин пояса были поуже и поскромнее.

А время шло и шло и несло с собой новые перемены. В 1854 году закончилась многовековая изоляция Японии от внешнего мира.

Страна вступила на путь промышленного развития. Солдаты и чиновники надели европейские мундиры, западный костюм стал быстро входить в моду по всей стране.

В современной Японии днем на улице кимоно можно видеть не так уж часто. Да и посудите сами: разве в таком костюме можно утром, спеша на работу, забраться в переполненный трамвай, можно ли в нем работать у современного фабричного станка? Конечно, нет! Средь бела дня в нынешнем японском городе кимоно увидишь только на домашних хозяйках, которые не спеша идут в магазин за покупками, да на гуляющих с детьми матерях. Но вечером, когда японец или японка возвращаются с работы домой, первым делом они снимают свой подтянутый, но тесный европейский костюм и переодеваются в кимоно. Ведь оно такое удобное для отдыха, такое просторное, прохладное, лучше всякой другой одежды приспособленное к жаркому и влажному японскому климату.

Кимоно выдают постояльцу и в каждой гостинице вместе с постельным бельем. Где-нибудь в курортном городке по рисунку кимоно можно сразу определить, в какой гостинице остановился тот или иной прохожий.

Конечно, кимоно в наши дни стали проще, чем в средние века, и оби поуже и не такие замысловатые. Но вкуса и художественной выдумки в них по-прежнему вкладывается много, особенно в те нарядные кимоно, которые японские женщины надевают вечером в театр или в гости.

С. Арутюнов, доктор исторических наук

Пер Улуф Сюндман. Полет инженера Андре

Продолжение. Начало см. в № 9.

Одиннадцатого апреля состоялся наш восьмой полет.

Мы летели на аэростате «Туринг клаб» вместе с владельцем шара, известным воздухоплавателем Безансоном, и его помощником, инженером Кабальсаром.

Безансон показывал нам, как меняется направление ветра в зависимости от высоты.

Мы приземлились около города Аржан-сюр-Содр, зачалили шар и разместились в маленькой гостинице.

На следующий день, 12 апреля, мы со Сведенборгом поднялись в воздух в девятый и последний раз. Впервые мы летели без сопровождающих. «Туринг клаб» успел потерять довольно много газа, подъемная сила шара уменьшилась, и полет скорее всего кончился бы печально.

У нас было задумано потренироваться в полете с гайдропами. Мы медленно поднялись на высоту около ста метров и пошли с южным ветром на север. Благодаря уравновешивающему действию гайдропов высота сохранялась почти неизменной. Но затем солнце нагрело шар, его подъемная сила возросла, и перед небольшим холмом мы быстро поднялись вверх на несколько сот метров. Я хотел приоткрыть выпускной клапан, чтобы гайдропы снова коснулись земли, но Сведенборг опорожнил два из трех оставшихся мешков с песком, и «Туринг клаб» вознесся на высоту четырех тысяч метров.

Мы не были подготовлены для такого полета, не взяли с собой ни свитеров, ни зимней одежды. От холода нас била дрожь.

— Чем ближе к Солнцу, тем холоднее, — сказал я.

— Примечательно, что у меня сильнее всего мерзнут ноги, — отозвался Сведенборг. — Эти проклятые древние греки ошибались. Как бишь его звали — того субъекта, который взлетел чересчур высоко и потерял крылья, потому что оказался слишком близко к Солнцу? Он скрепил крылья воском, а воск от солнечных лучей растаял. Что-то на «Де», кажется? А воск, чем выше, становится только холоднее и тверже.

— Дедал? — подсказал я.

— Зря мы не захватили с собой бутылку коньяку, — сказал Сведенборг.

Я объяснил ему, что не Дедал залетел слишком высоко, когда бежал с Крита от царя Миноса, а его сын Икар.

Маневрируя выпускным клапаном и оставшимся песком, мы заставляли «Туринг клаб» то подниматься, то опускаться в пределах полутора-трех тысяч метров, пока песок не кончился совсем.

Мы делали записи о направлении и силе ветра на разных высотах. Карты Безансона были слишком приблизительными, и мы скоро потеряли ориентировку.

Около часа мы шли преимущественно на восток, наконец в три часа дня совершили безупречную посадку на лугу около какого-то маленького городка. Безупречную в духе правил, которые нам преподал Лашамбр.