Журнал "Вокруг Света" №10 за 1997 год

Свято соблюдают берлинцы и правила перехода через улицу: они не только не пойдут на красный свет на оживленных улицах, но и на тех, где нет ни машин, ни пешеходов. Стоит одинокий прохожий и терпеливо ждет, пока не выскочит на светофоре зеленый человечек. У его ног сидит лохматая собака без поводка и тоже послушно ждет зеленый сигнал.

Как старый собачник, я все время приглядывался к повадкам берлинских собак. Ведь не секрет, что в больших городах, хоть в Париже, хоть в Москве, — это целая проблема. Я не имею в виду безработных хиппи, у которых высшим шиком считается держать нескольких собак, обычных дворняг. Они небрежно расхаживают с этакой сворой по улицам, а иногда клянчат деньги, рассевшись на ступеньках входа в метро. Нет, меня больше занимали заботы законопослушных граждан, которые с достоинством выгуливают своих собак по улицам и скверам. У молодых — собаки побольше и попородистее, у пожилых — поменьше, но они... на поводке и без, безмолвно повторяют все движения хозяина, словно вышколены в цирке. Идут у ноги, не только не тявкнут, но даже уши не прижмут, не оскалятся, глазом на тебя не поведут, вышагивают или семенят важно, независимо, выглядят сытыми и всем довольными. Собаки знают, где живут, и понимают цену своим хозяевам. А хозяева решают тем временем важнейший вопрос, как поступать с отходами, то бишь с экскрементами своих любимцев, которые, как и у нас, гадят где попало.

Вопрос для города нешуточный: каждый день приходится убирать с улиц 40 тонн собачьих — скажем культурно — выделений. Что делать? В одном из районов Берлина поставили эксперимент: повесили 41 автомат, из которых можно задаром взять пластиковый пакет или за одну марку мешочек с совочком. И это тоже — орднунг.

Порядок и дома. Хозяева квартиры меня предупредили — не лить зря воду, не болтать попусту по телефону; всюду установлены счетчики — даже в ванной и туалете. Орднунг...

Здесь Гофман угощал вином...

Кажется, мои друзья знают всех знаметнитых берлинцев, помнят их дома, мемориальные доски, бюсты, университет, кабачки и наконец то, чем завершается путь каждого смертного, — надгробья.

Если я не ошибаюсь, он был камергером, но какие звания достойны Эрнста Теодора Амадея Гофмана, гениального писателя, талантливого композитора и художника! Жил он одиноко, не удосужился завести семью и умер в бедности, покинутый всеми. Хотя нет, не всеми... Родился он в Кенигсберге, а прожил свою жизнь в Берлине, и тут у него были друзья и веселые собутыльники.

Я обошел всю красивейшую Жандармскую площадь в поисках ресторанчика «Лютер и Вегнар», но, конечно, не нашел. Да и нет его давным-давно. А когда-то его двери были гостеприимно распахнуты по вечерам, и сам Гофман угощал чаркой красного вина всех жаждущих, даже тех, кто никогда в глаза не видел его книжек. Говорят, что ресторан «Французский двор» (название взято от соседей — Французского собора и Музея гугенотов) открыт на месте старого гофманского обиталища. Все может быть, думал я, делая фото этого дорогого ресторана, выставленных на тротуар столиков с высокомерными господами. Все может быть, ведь старый писатель так любил всяческую мистику и чертовщину.

Кроме университетских студентов, мало кто знает, что у Берлинского собора на берегу Шпрее, в скверике (там-то и зубрят лекции студенты) приютился на постаменте скромный бюстик со слегка отбитым носом и веселым выражением лица. Это Гофман.

И совсем другое впечатление производит его могила на Иерусалимском кладбище за городской стеной. Стоит привести надпись на камне: «Отлично выполнял свои обязанности чиновника» и, слава Богу, добавлено: «Был поэтом, музыкантом, художником», и еще: «Посвятили ему этот камень — друзья».

Гофман был вынужден постоянно работать, а творил только в свободное время, а может, и писал за столиком в любимом кабачке, угощая друзей вином. Вот они и собрали ему на камень, так как в старости он остался нищим. И все же не так печальна жизнь. Кто-то догадался вывести вверху камня золотой абрис бабочки — символ вечного возрождения жизни.

Я смотрю на летающих бабочек, на анютины глазки, посаженные на могиле, на толпящиеся вокруг цветущие каштаны, темные ели, и в ушах звучат мелодии Шумана, Оффенбаха, Чайковского — всех, кого вдохновил Гофман своими причудливыми фантазиями. И эта музыка волнами поднимается в глубокую небесную высь...

Но вернемся в центр Берлина, чтобы продолжить нашу прогулку по местам, связанным со знаменитыми берлинцами. Даже если ресторанчик Гофмана и не сохранился, то уцелели другие заведения, где бывали весьма известные люди.

Но о них потребуется отдельный, более подробный рассказ.

Сплетник Нанте и другие