Журнал «Вокруг Света» №10 за 2007 год

А таковые не замедлили появиться — да и с чего бы им признавать господство какого-то Хумабона из-за того только, что он нацепил крест? Этого решительно не понимал, например, некто Лапу-Лапу (Силапулапу), вождь островка Мактан. Испанский главнокомандующий, в свою очередь, расценил его позицию как отличный повод показать мощь европейского флота всем туземцам, покорным и непокорным. Лапу-Лапу получил ультиматум. Естественно, никак не отреагировал — вряд ли он хорошенько понимал, чего вообще от него хотят. Забавно при этом, что право пришельцев напасть на Мактан представлялось ему совершенно естественным без всяких объяснений — на Филиппинах всегда было заведено терзать друг друга взаимными набегами. Он даже по давно выработавшейся местной традиции просил адмирала об отсрочке нападения, чтобы успеть собрать силы.

Подлинная реликвия — куски креста, воздвигнутого Магелланом на острове Себу в честь обращения его жителей в христианство, замурованы внутри этого нового, современного креста

Тайна гибели

Однако что-то тут явно не так. Действия Магеллана в данном — последнем в его жизни — случае, это желание продемонстрировать мощь, «поиграть мускулами» совсем не так логично, как может показаться. Более того, можно сказать, впервые за все путешествие он повел себя необъяснимо. Кроме всего прочего, его решение шло вразрез с королевской инструкцией: ни при каких обстоятельствах не рисковать жизнью капитанов, не говоря уже о собственной. Даже Совет армады, члены которого, в общем, особенно не желали своему адмиралу здоровья, пытался отговорить его от ненужного и опасного сражения. А тот не только плюнул на общее мнение, но и отказался от тысячи воинов, предложенных Карлосом-Хумабоном; и своих-то людей привлек к бою смехотворно мало — по 20 добровольцев с каждого из трех кораблей; настоял, чтобы это были не «особо ценные» опытные воины, а юнги, стюарды и повара, которые никогда и мушкета в руках не держали, — перед сражением их пришлось поспешно учить заряжать это оружие.

Все это наводит на одну и поразительную мысль: человек, энергично отражавший удары судьбы в куда более критических (на вид) ситуациях, демонстрировавший всегда сильную жажду жизни, «вдруг» отдал эту самую жизнь во власть «Божьего суда». Даже вернейших сторонников, капитанов Серрано и Барбозу, он отказался брать с собой — мол, «Крест Иисуса — это единственное, что нужно мне для защиты». Впервые за всю карьеру пренебрег рекогносцировкой — рифы, неожиданно (вот удивление в филиппинских водах!) преградившие путь, не дали кораблям подойти к берегу достаточно близко, чтобы оказать десанту артподдержку… В общем, все закончилось так, как должно было. Пигафетта, которому, как историографу, удалось присоединиться к отряду (его, кстати, и самого тогда тяжело ранило), оставил такое свидетельство: «Узнав нашего адмирала, они стали целиться преимущественно в него; дважды им уже удалось сбить шлем с его головы; он оставался с горстью людей на своем посту, как подобает храброму рыцарю… так сражались мы более часу, пока одному из туземцев не удалось тростниковым копьем ранить адмирала в лицо… В тот же миг все островитяне набросились на него и стали колоть копьями и прочим оружием, у них имевшимся. Так умертвили они наше зерцало, свет наш, утешение наше и верного нашего предводителя».

Что же нашло на опытнейшего воина, незаурядного стратега и тактика? Отчего совершил он столько ошибок, непростительных даже для новобранца? Раньше всегда считалось, что причиной такой переоценки собственных сил было «головокружение от успехов». Дескать, адмиралу казалось, что для него нет ничего невозможного. Им найден Пролив, сокрушена внутренняя смута, пересечен гигантский океан. Новые земли, как и обещано королю, покорены Испании без единой капли крови, множество душ обращено в христианство… Что может быть страшно такому человеку?..

Однако в семидесятых годах ХХ века специалист по истории португальских и испанских плаваний уругваец Роландо Лагуарда Триас выдвинул иное предположение, которое позже поддержали и развили самые именитые ученые. Суть его в том, что в последний месяц жизни мореплаватель испытал страшное разочарование, можно сказать — впал в «смертную тоску». Почему? «Маленькая» деталь — когда флотилия добралась до Филиппин , астроном-астролог Сан-Мартин определил их координаты: 9 и две трети градуса северной широты и 189 градусов долготы, если считать от демаркационной линии. Иными словами, испанская экспедиция уже прошла на 9 градусов в глубь португальского полушария, в которое ей было строжайше запрещено вторгаться…