Если Америка — флагман мировой экономики — испытала нокаут, то для остального мира, зависимого от американского капитала, это был нокдаун. Конечно, подобно американцам, все пытались вначале решить проблему, накачивая экономику деньгами, но средств для этого было еще меньше. Экспорт стран Латинской Америки упал в три раза, и латиноамериканские правительства стали национализировать банки и нефтяную отрасль. А страны Центральной и Восточной Европы, к началу кризиса еле оправившиеся от последствий войны, стали спасать промышленность при помощи протекционистских мер, повышая таможенные тарифы. Но это наносило урон международной торговле и увеличивало взаимную неприязнь. В 1931 году в Европе разразился второй кризис — финансовый. Европейские государства, задолжавшие Америке со времен Первой мировой войны, прекратили выплаты по долгам. Американская девальвация в рамках «Нового курса» нанесла очередной колоссальный удар. Национальные валюты практически всех стран мира рухнули. Мировая финансовая система прекратила свое существование. Мир разделился на сторонников американского доллара и британского фунта — они были чуть крепче других, а значит, альтернативы не было.
Наиболее динамичной в последние предкризисные годы была экономика Германии — и с началом кризиса она пострадала более всех. К тому же совсем рядом был СССР, и его экономика продолжала стремительно расти. Компартия Германии удвоилась, причем бал правили твердые сталинисты. И популярность ее тоже выросла: если в 1928 году за КПГ голосовало только 11% избирателей, то через четыре года уже 17% — почти столько же, сколько и за традиционно сильных социал-демократов. Но их главные оппоненты буквально взлетели на волне кризиса. Численность НСДАП (Националсоциалистской немецкой рабочей партии) выросла в восемь раз. На выборах в марте 1933 года нацисты собрали 44% голосов, а с другими консерваторами — 52%. Их программа не так уж радикально отличалась от программ левых партий, просто они смогли соединить социальные лозунги со стремлением к национальному реваншу — и это убедило немецкого избирателя, проголосовавшего за порядок, справедливость и собственность. Ударной силой нацистов были ветераны войны, лавочники, студенты — наиболее активные общественные силы, с лихвой испытавшие на себе последствия кризиса. Именно они шли в штурмовики, чтобы построить новую Германию — не буржуазную и не марксистскую: по их представлениям, ни то ни другое не могло обещать утверждения истинных ценностей и возможности самореализации для каждого немца.
Правительство Гитлера начало экспроприацию собственности «лиц неарийского происхождения», принудительное картелирование промышленности, создало государственные профсоюзы, ввело принудительную трудовую повинность для молодежи, разработало четырехлетний план экономического развития. Депрессия германской экономики прекратилась уже в 1934 году, а после начала активной милитаризации сменилась бурным ростом. Радио стало незаменимым инструментом нацистской пропаганды, а ее целевая аудитория полностью соответствовала рузвельтовской: это были домохозяйки, семьи, молодежь. Подход был несколько иным, но работал столь же эффективно. Насколько предпринятые в Германии меры отличались от «Нового курса»? Примерно так же, как и от советской индустриализации. Во всяком случае они были вполне сравнимы.
Похожим образом боролись с кризисом в Италии и Японии. Потребности экономики провоцировали не только усиление государственного регулирования и ужесточения политического режима, но и борьбу за внешние рынки. Уже в 1931 году Япония вторглась в Китай, оккупировала Маньчжурию и создала на ее территории марионеточное государство Маньчжоу-Го. Италия в 1935-м начала «восстановление Римской империи» — сначала вторглась в Эфиопию, а вскоре вмешалась в испанскую гражданскую войну. «Борьба за жизненное пространство» позволяла влить новые силы в экономику, усилить идеологический контроль над народом («массами», по выражению адептов любых тоталитарных идеологий), расправиться с неугодными. В ход был пущен такой механизм преодоления экономического кризиса, который приводил к проблемам уже на уровне политическом и военном. Созданная система начинала жить собственной жизнью и требовала пищи — человеческой крови.