Журнал «Вокруг Света» №11 за 2007 год

А «враги» все действуют и действуют — потихоньку. На ночных улицах снова спокойно. Правда, 12 матросов во главе с каким-то комиссаром захватили телеграфное агентство, но Смольный в ответ на запросы продолжает категорически отрицать начало каких бы то ни было беспорядков. Впрочем (хоть это не имеет особого значения), теперь министр-президент наконец-то больше не верит большевикам. Юнкера на броневике отбили телеграф, а верная правительству телефонная станция отрезала большевистский штаб от связи — серьезный удар по организационному центру восстания. Керенский «по горячим следам и уликам» потребовал от собственного правительства санкции на арест всего ВРК, но министр юстиции Малянтович… отверг это требование за недостатком оснований! В самом деле, Комитет ведь пока ничего не сделал — не признался в мятеже, не арестовал министров…

А Петросовет уже лихорадило: раздавались распоряжения, отправлялись во все концы города — за отсутствием телефона теперь это обеспечивали курьеры. Машина переворота работала на полных оборотах, и даже организаторы не в силах были бы остановить ее, если б даже захотели. Характерный признак такого положения — элементы анархии, которые, словно искры от раскрученного маховика, всегда летят в фарватере мятежей. Например, стоявший у Николаевского моста крейсер «Аврора» вышел из чьего-либо повиновения и по «собственной инициативе» пригрозил обстрелять Зимний дворец. Честь дать знаменитый залп и тем самым войти в историю именно «Авроре», кстати, досталась довольно случайно. Дело в том, что еще в последние месяцы царской власти, в самом конце 1916 года, крейсер, активно воевавший с немцами в составе Балтийского флота, получил сильные повреждения и ушел для ремонта в Петроград. Тут его застали февральские события, при которых не обошлось без беспорядков, капитан Никольский был убит, а команда проголосовала на митинге «за демократическую республику». Вообще, команда крейсера, судя по всему, отличалась буйством и склонностью поддаваться агитации — к октябрю 1917-го подавляющая ее часть в одночасье переметнулась к большевикам. Вдобавок, Центральный комитет Балтфлота принял решение оставить корабль — единственно только его — в Петрограде «для поддержки» Петросовета и революции вообще. Остальные ушли в море, так что больше палить вхолостую по Зимнему было просто некому. Правда, в 20-х числах октября самовольно в Неву вошли четыре миноносца с агрессивно настроенными командами на борту. Тут же из Гельсингфорса (Хельсинки) посуху отправились в Петроград 1800 хорошо вооруженных и решительно настроенных матросов. Вызываемые правительством силы, наоборот, отказывались выступить и провозглашали нейтралитет...

В конце концов такое деморализующее соотношение сил подействовало на правительственную сторону: в ночь на 25 октября караулы юнкеров без сопротивления сдали посланцам Советов караульные посты у вокзалов, мостов, телеграфа, телефона, почтамта и электростанции. Даже у Зимнего к утру их не оказалось… А вот телефонная связь по большевистскому недосмотру во дворце действовала вплоть до ареста правительства! Телефонистки городской станции — те самые легендарные «барышни», несмотря на угрозы вооруженных матросов, продолжали соединять Зимний с остальной страной. Да только звонить было уже некому…

…Ближе к полуночи министры получили вызов на экстренное заседание правительства и съехались в Зимний с разных концов города совершенно беспрепятственно. Керенский сразу огорошил их неожиданным заявлением: он едет на фронт собирать верные части, и на машине американского посольства покинул собрание, оставляя после своего ухода «гоголевскую немую сцену». Верховный главнокомандующий беспрепятственно и совершенно открыто преодолел все большевистские караулы. Его узнавали и иногда даже приветствовали, так что история с переодеванием в женское платье — не более чем анекдот. Возник он, конечно, благодаря общей слабости, какую Керенский питал к маскараду, — слабости, всем известной.

Никаких указаний от своего председателя министры не получили, связь с пресловутыми «верными частями» у них тоже отсутствовала. Делать нечего — решили ждать победоносного возвращения Александра Федоровича, а пока организовать оборону дворца. Исполняющий обязанности военного министра генерал Маниковский, между прочим, категорически отказался взять на себя эту обязанность, так что временным диктатором Зимнего, Петрограда и всей России провозгласили министра государственного призрения (как теперь бы сказали, социальной сферы) Николая Кишкина. Он проявил необычную распорядительность, но все, что смог сделать — это собрать во дворце несколько сот юнкеров (женщины тоже оставались пока тут). На противоположной стороне Невы в это время высаживались «роковые» для правительства морячки.