Журнал «Вокруг Света» №11 за 2008 год

Спутник Энцелад, хотя и носит имя гиганта, совсем невелик по размерам — его диаметр всего 500 километров. Это в семь раз меньше, чем у Луны. На поверхности Земли Энцелад уместился бы между Москвой и Великим Новгородом . Сияющий белизной Энцелад — самый светлый объект в Солнечной системе, отражающий 99% падающего на него света, то есть он белее свежевыпавшего снега. Средняя температура его поверхности –200 °С. И этот замороженный мир постоянно покрывается свежими слоями водного инея, оседающего на поверхность из его гейзерных выбросов. Фонтаны воды высотой до 500 километров (что равно диаметру самого Энцелада) вырываются в районе южного полюса из зияющих трещин глубиной 300 метров. Скорость струй достигает 60 м/с — более 200 км/ч. В космосе вода превращается в ледяные кристаллы размером порядка 10 микрон. Наиболее крупные из них падают обратно на поверхность спутника, а частички менее трех микрон навсегда остаются в космосе. Распределяясь вдоль орбиты Энцелада, они образуют самое внешнее кольцо E в системе Сатурна. Будучи едва заметным, оно в то же время является самым широким и простирается почти на миллион километров.

Станции «Кассини» удалось пролететь сквозь облако выброшенного с Энцелада вещества. Был установлен его химический состав: 91% — водяной пар, 4% — азот, 3% — углекислый газ, 1% — метан и 1% — ацетилен и пропан. Удивительно, что точно такой же состав имеют кометы. Эти водяные фонтаны напоминают гейзеры на Земле, но у земных аналогов температура весьма высокая, а гейзеры Энцелада, разбрасывающие кристаллики льда, — чрезвычайно холодные и невообразимо крупнее по размерам.

Три с лишним века назад создатель и директор Парижской обсерватории Жан Доминик Кассини мог любоваться в дворцовом парке Версаля рукотворными чудесами тогдашней гидромеханики — зеркальной гладью обширных водоемов и изящными фонтанами, искрящимися мириадами брызг. А в наши дни космический робот «Кассини», названный в его честь, увидел природные чудеса в далеком мире Сатурна — холодные моря и озера из жидкого метана и гигантские водные фонтаны, бесчисленные кристаллики льда из которых кружат по орбите возле планеты-гиганта.

Георгий Бурба

Завороженные смертью

 

«Слово «смерть» непроизносимо в Нью-Йорке, Париже, Лондоне; оно обжигает губы. А мексиканец со смертью знаком близко; он шутит о ней, ласкает ее, прославляет, спит с ней; это одна из его любимых игрушек и самых крепких привязанностей», — писал в середине XX века Октавио Пас. И хотя с этим высказыванием нобелевского лауреата можно спорить, достаточно побывать в Мексике хотя бы однажды, чтобы понять: это не пустые слова.

— Вы заметили, что аккуратные пирамиды из сахарных черепов, выставленные на прилавках ко Дню мертвых, очень похожи на цомпантли?

Цомпантли — это ацтекские инсталляции из черепов принесенных в жертву пленников. А кроме того, «Цомпантли» — название последнего арт-проекта художника Андреса Моктесумы. Мы сидели в уютном кафе во дворе гигантского Антропологического музея Мехико . Показав мне древние ацтекские божества , Андрес заговорил о связи времен:

 — Наше отношение к смерти мало менялось. Знаете нашего поэта Хавьера Вильяуррутию? Он говорил, что здесь очень легко умереть. И чем больше индейской крови течет в наших жилах, тем привлекательнее для нас смерть. А вот европейцы боятся не только смерти, но даже самого упоминания о ней. Вот вам, скажите, приятны разговоры о смерти? А мы можем и поговорить, и пошутить об этом. У нас ее как только люди не называют — «безносая», «тощая», «беззубая», «любимая», «невеста»...

Подобные инсталляции вырастают к началу ноября практически во всех городских учреждениях: от гостиниц и музеев до офисов и министерств

Все, что говорил Моктесума, можно было бы принять за эксцентричность модного художника, если бы филологи и правда не насчитали в мексиканском испанском 20 000 слов и выражений, обозначающих смерть. И если бы не знаменитый День мертвых, когда мексиканские дети получают в подарок сахарные черепа со своими именами, шоколадные гробы и игрушечные скелеты.