Журнал «Вокруг Света» (№12, 1993)

«Здесь я встретил Раджу, молодого рабочего с текстильной фабрики. Во время разговора я обронил, что бывал в Индии.

— А у вас есть там друг? — загорелся Раджу.

— Много,— отвечал я.

Он нерешительно спросил:

— Не могли бы вы дать мне хоть какой-то адресок. Я бы хотел переписываться с ним. Сам я вряд ли попаду в Индию. Но очень хочется написать кому-нибудь, чтобы мне рассказали, какая она, наша Индия.

— А когда ваша семья поселилась на Маврикии?

Он смутился:

— Не знаю. Семья здесь давно живет. Наверно, лет сто».

Как и Раджу, большинство маврикийских индийцев знать не знают, откуда и как попали сюда их предки. Их завербовали сразу после отмены рабства в 1835 году, когда негры и мулаты (нынешние креолы) дружно ушли с плантаций.

Жизнь индийцев мало чем отличалась от рабской негритянской. Им выплачивали по пять рупий в месяц, причем плантаторы нещадно штрафовали за каждый прогул.

Сега

Светлый песок пляжа возле городка Мон Шуази, что на северном побережье острова, воскресным днем стал местом пикника креолов. Ребятишки затеяли бадминтон без сетки, молодежь тусовалась под сенью пальм, наигрывая на барабанах, флейтах-дудочках и гитарах «сега» — маврикийские ритмы в стиле калипсо.

Дальше по берегу сооружен был помост, где расположились музыканты, они тоже исполняли «сега», но на более профессиональном уровне — с электрогитарами и танцовщицами в платьицах с блестками. Рядом тоже отплясывали «сега» — под проигрыватель.

«Голый по пояс мужчина добродушно предложил мне,— рассказывает Мак-Карри,— глотнуть пивка из его бутылки. Пиво было теплым, а бутылка без этикетки.

— Нравится «сега»? Я кивнул.

Улыбаясь щербатым ртом, он изрек:

— Так вам надо бы послушать старика, он поет по-старому, как во времена рабства. Тогда «сега» была песней протеста, а не забавой для туристов.

Старик пел на креольском, столь далеком от французского, что я с трудом разобрал несколько слов. Мой случайный попутчик был весьма растроган. Прикрыв глаза, откинув голову, он словно в полусне топтался по песку.

— «Сега» не только музыка. Это наша африканская культура. А мы теряем нашу настоящую музыку. И это печально. Культура человека — в душе, а без души как человеку идти дальше? Самое важное для страны — сохранить культуру)!

Филипп Ай Чун, преуспевающий маврикийский предприниматель, многое рассказал Мак-Карри о проектах процветания страны, когда тот зашел к нему в контору.

Они говорили и о Сингапуре, обсуждали цифры, и Ай Чун сказал:

— Я вам кое-что покажу.

Он подвел гостя к картине в углу комнаты. На ней изображена была уличная лавка, каких много в Порт-Луи.

— Я смотрю на нее, чтобы помнить. Это магазинчик моего деда. Он был кули, приплыл из Китая. Он работал, копил и наконец-то открыл лавку. Я там вырос,— он положил руку на плечо Мак-Карри.— Хотелось бы, чтобы вы запомнили тоже. Каждый маврикиец — и не только китаец — добрался сюда, на крошечный кусочек суши в океане, и выжил.

Уметь выжить — в наших генах.

По материалам журнала «National geographic» подготовила К. Мышкина

Диск из Атлантиды?

Имя польского исследователя Мачея Кучиньского знакомо нашему читателю по публикации «Почитатели змей» (№9/93). И известна его гипотеза о знании древними биологической тайны жизни. Сегодня мы предлагаем главы из новой книги исследователя, в которых он развивает свою гипотезу.

Диск из Феста, что на Крите, маленький глиняный кружок диаметром всего 14 сантиметров с оттиснутыми на обеих его сторонах пиктограммами, как и рисованные кодексы мексиканских индейцев, относится к наиболее интригующим из всех, когда-либо обнаруженных достопримечательностей прошлого. Он изготовлен не из золота или драгоценных камней, а из простой глины. Точно так же как индейские книги изготовлены из обычнейшей растительной бумаги либо выделанной оленьей кожи. Но их значение — и диска и кодексов — похоже, гораздо существенней для нашего понимания мира и прошлого человека, нежели сто гробниц Тутанхамона.

Почему? Потому что исторические экспонаты, заполняющие музеи, помогли нам лишь построить временную шкалу для цивилизации человека и воспроизвести детали его быта, войн, завоеваний, имена и последовательность правителей. Неизмеримо большее приоткрывают нам диск из Феста и кодексы Мексики. За сотни лет до возникновения науки и изобретения в Европе микроскопа они объясняли истинное происхождение жизни и ее клеточную природу, а также механизм наследования при помощи генетической записи.