Однако на душе у него было не совсем спокойно. Смиренная поддержка женой доводов д"Ожерона не могла не заставить его задуматься. Нетрудно было обвинить губернатора Тортуги в соблюдении только личных интересов и приписать корысти его страх перед Испанией. Де Сентон, поскольку сам внезапно приобрел огромный интерес к Вест-Индским владениям Франции, стал сомневаться: не поторопился ли он решить, что месье д"Ожерон преувеличивает.
А губернатор Тортуги не преувеличивал. Как бы ни совпадали с его личными интересами те доводы, которые он изложил де Сентону, они имели под собой определенное обоснование.
И потому он не видел иного пути для себя, как только немедленно подать в отставку, немедленно вернуться во Францию и предоставить месье де Лувуа решать судьбу французской Вест-Индии и Тортуги по своему усмотрению. Это было бы предательством интересов французской Вест-Индской компании, но если новый министр возьмет верх, то очень скоро у компании не останется никаких интересов.
Губернатор провел беспокойную ночь, заснул лишь под утро и был разбужен канонадой.
Гром орудий и треск мушкетов долго не смолкали, и губернатор не сразу понял, что это не нападение на гавань, a feu de-joice подобного которому еще не отражали скалы Кайоны. Когда он узнал причину салюта, то уныние его слегка рассеялось. Слух о том, что Питер Блад схвачен и повешен в Сан-Хуане де Пуэрто-Рико, был опровергнут прибытием в Кайону самого Питера Блада. Он вошел в гавань на борту захваченного испанского корабля, некогда флагмана испанского адмирала маркиза де Риконете, ведя за собой два тяжело нагруженных галиона с ценностями, захваченными в Пуэрто-Рико.
Салютовал капитану Бладу орудийным огнем его собственный флот, состоящий из трех кораблей, которые ремонтировались на Тортуге.
Радуясь не меньше пиратов возвращению из мертвых человека, которого он тоже оплакивал,— потому что знаменитый капитан и губернатор Тортуги были настоящими друзьями — д"Ожерон и его дочери приготовили встречу Бладу, и губернатор велел принести несколько бутылок отборного вина.
Капитан явился на ужин в прекрасном настроении и развлекал сидящих за столом рассказом об удивительном приключении в Пуэрто-Рико, которое завершилось повешением самозванца и захватом двух галионов с драгоценным грузом, стоящих теперь на якоре в гавани.
— У меня никогда не было такого улова, и я сомневаюсь, что у кого-то бывала добыча побогаче. Моя личная доля одного лишь золота составит примерно двадцать пять тысяч пиастров, которые я вручу вам в обмен на переводной вексель во Францию. Ну а перец и специи на одном из галионов будут стоить Вест-Индской компании более ста тысяч. Они ждут вашей оценки, мой друг.
Но сообщение, которое, казалось, должно было б еще больше улучшить настроение губернатора, лишь заметно ввергло его в уныние, напомнив о том, как изменчива бывает фортуна. Он только посмотрел на гостя и грустно покачал головой.
— Всему этому конец, мой друг. Я проклят и отлучен. Затем последовал подробнейший рассказ о визите Шевалье де Сентона.
— Итак, видите, дорогой капитан, рынки Вест-Индской компании теперь для вас закрыты.
На худощавом, выбритом, загорелом лице, обрамленном черными локонами, отразились недовольство и гнев.
— О господи! Неужели вы не сказали этому придворному лакею, что...
— Я говорил ему все, к чему прислушался бы разумный человек, приводил всевозможные доводы. На все мои слова он упорно отвечал, что сомневается, будто в мире может быть что-то, о чем неизвестно месье де Лувуа. Для шевалье нет Бога, кроме Лувуа, и Сентон пророк его. Это было ясно. Самодовольный де Сентон таков же, как и все придворные прихлебатели. Будучи на Мартинике, он женился на вдове Омера де Вейнака и таким образом стал одним из богатейших людей Франции. Вы знаете, как действует большое богатство на самодовольных людей,— д"Ожерон развел руками.— Всему конец, мой друг.
Но капитан Блад не мог с этим согласиться.
— Это значило бы самому положить голову под топор. Нет, нет. Сильные люди, вроде нас, не смирятся с поражением так легко.
— Вы хотите сказать, что нужно было поднести пистолет к башке этого щенка...
— Отнюдь, мой друг. Это не довод. Это принуждение. Мы все преследуем свои интересы. А больше всего те, кто, как этот шевалье де Сентон, упрекает в этом других. Обращение к его интересам было бы очень убедительным.
— Возможно. Но что я знаю о его интересах?
— Что знаете? Да только подумайте. Вы же сами сказали, что он женился на вдове де Вейнака. Стало быть, у него есть значительные интересы в Вест-Индии. Вы говорили в самых общих чертах о нападениях испанцев на поселения других государств. Нужно было б говорить поконкретнее: допустим, о возможности налета на богатую Мартинику. Тогда бы он призадумался. Но он уплыл, и эта возможность утрачена.
Однако д"Ожерон не видел причин жалеть об утрате этой возможности.
— Упрямство не позволило бы ему испугаться. Он не стал бы слушать. Последнее, что он сказал мне перед отплытием в Порт-о-Пренс...
— В Порт-о-Пренс! — воскликнул капитан Блад, перебив его.— Он отправился в Порт-о-Пренс?