Журнал «Вокруг Света» №12 за 1994 год

— Послушайте! — начал порывисто он. — На моих глазах сейчас совершается какое-то чудо! Между сфинксом и луной возникает какая-то мистическая связь. Мне начинает казаться, что я живу в Древнем Египте.

Вон там Изида (Изида — одна из самых популярных древнеегипетских богинь, жена и сестра Озириса, мать Хора. По мнению французского египтолога П.Монтз, образ Изиды с Хором на руках оказал заметное влияние на формирование христианской иконографии Богоматери.) на небе, вот сфинкс что-то шепчет ей, вот сейчас из-за пирамид покажется какое-нибудь шествие в белых одеждах и начнет совершать какой-нибудь таинственный обряд. Моя душа положительно наполняется сейчас какой-то суеверной тревогой. Сфинкс кажется мне до такой степени живым, что я не могу убедить себя, что это только иллюзия, не могу отвести глаз от этого лица, которое обращено все время к луне и все время усмехается ей. Это лицо — сейчас вполне человеческое лицо, которое отражает и думы и чувства!..

Я любовался не столько окружающей обстановкой, сколько вдохновенным лицом Ф.И. Он и сфинкс в это время, мне казалось, одинаково переменились.

— Ив самом деле, — продолжил Ф.И., — чего-чего не видел этот сфинкс. Он гордо возносился над пустыней уже тогда, когда строились эти пирамиды и, быть может, тот же Хеопс спасался в его тени от палящих лучей солнца (Здесь, по всей видимости, Шаляпин был неправ. Большинство ученых считает, что сфинкс был вырублен в скале во время царствования сына Хеопса, Хефрена, и что его лицу были приданы черты этого фараона.). Перед ним прошли Моисей и Камбиз (Камбиз—персидский царь, завоевавший Египет в 525 году до н.э.), Александр и Птоломей, Цезарь и Марк Антоний, Клеопатра и Пресвятая Девагон видел зарево пожара Александрии, святого Людовика и Наполеона! Все это прошло перед его взорами, и в то время он улыбался луне точно так же, как и теперь! Все это ушло в даль веков, а он стоит и теперь. Он стоит уже столько веков, что почти не походит более на создание рук человеческих, в нем есть что-то первозданное, точно он был создан из того же вещества, что и луна, с которой беседует он в лунные ночи!..

Пустыня была вся залита серебристым светом. Пески приняли светло-зеленый оттенок. Вдали блестели пирамиды, а за ними простиралось бесконечное пустое пространство.

— Здесь все гармонично! — воскликнул Ф.И., — величие, таинственность, уединение и громадные могилы, а кроме них кругом ничего... Одна пустыня без конца, озаренная волшебным, но невыразимо печальным блеском. Но... эта меланхолия представляет из себя великую и совершеннейшую симфонию!

— Ну, — подумал я про себя, — речь пошла о музыке!..

— Основными аккордами этой симфонии являются: пирамиды, сфинкс, луна и пустыня. Эта симфония подчиняет себе душу человека и убаюкивает ее точно ко сну. Да! В Египет следует ехать, хотя бы ради того только, чтобы раз в жизни упиться этой симфонией.

До рассвета было еще далеко, однако ночь уже уходила. В шатрах бедуинов, разбитых в глубине пустыни, раздались крики петухов. Вдруг заскрипел песок и послышались чьи-то голоса. Спустя немного на песчаном холме за сфинксом показался силуэт верблюда, а за ним два бедуина, одетых в длинные белые бурнусы. Этот библейский верблюд и эти люди, казавшиеся призраками, были заключительными аккордами нашей ночной симфонии...»

Мне тоже доводилось слушать возле сфинкса ночную симфонию. Однажды это случилось даже в новогоднюю ночь. И я тоже испытывал чувства, схожие с шаляпинскими. Пожалуй, единственная разница состояла в том, что, прежде чем подойти к сфинксу, пришлось сунуть пятерку старику-охраннику — иначе бы он нас не пропустил.

На другой вечер после «ночной симфонии» Шаляпин с Соколовым решили посмотреть еще одну достопримечательность Каира — кафе, где выступали танцовщицы. Оно представляло собой обширный и длинный зал, сплошь уставленный мраморными столиками, со сценой в дальнем конце. «Мы забрались в кофейню довольно рано, заняли столик и потребовали себе лимонной воды, — вспоминал Соколов. — Наше появление, по-видимому, обратило на себя внимание находящейся здесь исключительно туземной публики, но еще более оно произвело впечатление на двух «альме» (Альма (арабск.) — певица или танцовщица в кафе.), потому что не успели мы взять в руки по стакану лимонаду, как две из сидящих на сцене танцовщиц спустились в зал и бесцеремонно уселись за наш столик, похлопав нас предварительно по плечу. Это были особы в цвете лет, в костюмах всевозможных цветов, увешанные множеством металлических украшений, с белыми, как слоновая кость, зубами, с черными блестящими глазами, приплюснутым носом и с толстыми губами. Так как молчать было неудобно, Ф.И. заговорил с ними по-французски — отвечают по-арабски, он по-итальянски — они по-арабски, я по-немецки — они по-арабски...

Наконец Ф.И. выпалил: «Ля Алла илля Алла ва Мухаммед Расул Алла!..» («Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк Аллаха» (арабск.)). Дамы пришли в восторг, рассмеялись и, указывая на него пальцами, весело повторяли: «Ля Алла! Ля Алла!» — и хлопали его по плечу.