Журнал «Вокруг Света» № 12 за 2004 год (2771)

После прихода Гитлера к власти политический террор стал в Европе обычным явлением. 29 декабря 1933 года был убит румынский премьер Ион Дука, 30 июня 1934 года – вождь немецких штурмовиков Эрнст Рем, 25 июля – австрийский канцлер Энгельберт Дольфус, 9 октября – югославский король Александр и французский министр иностранных дел Жан Луи Барту. Следует ли поставить в данный ряд и убийство члена политбюро, секретаря ЦК и ленинградского обкома ВКП(б) Кирова, произошедшее 1 декабря 1934 года? «Да, следует» – так полагали почти семь десятилетий. Правда, поначалу ответственность за преступление возлагали на Зиновьева, противника Сталина. А с середины 1950-х годов – уже на самого Сталина. Соответственно, менялся и ответ на вопрос: почему же был убит Киров. После

Убийца

Тайну выстрела в Смольном были призваны раскрыть четыре специальные государственные комиссии, последовательно создававшиеся ЦК КПСС. Последняя была организована в годы перестройки, под председательством члена Политбюро А.Н. Яковлева. Однако, не приводя ни единого доказательства, участники всех комиссий лишь повторяли утверждение Хрущева, высказанное им в докладах к ХХ, а потом и XXII съездам КПСС о прямой причастности Сталина к убийству Кирова.

Ничего не изменилось и при Ельцине. Тайна, продолжавшая окутывать выстрел в Смольном, неизбежно порождала домыслы, мифы и легенды. Единственно бесспорным, не вызывавшим сомнения фактом оставался лишь тот, что Киров был убит 1 декабря 1934 года неким Леонидом Николаевым.

Вечером этого дня в Таврическом дворце должен был пройти так называемый актив партийных и советских работников города – собрание, посвященное только что принятому на Пленуме ЦК решению о частичной отмене карточек на продукты питания. Естественно, что многие ленинградские чиновники мечтали попасть в этот закрытый актив, где раньше других можно было узнать детали события, затрагивающего интересы каждого человека страны. Помимо этого, мероприятие в Таврическом дворце представлялось весьма престижным еще и потому, что с докладом предстояло выступить не кому-нибудь, а Кирову – представителю высшего эшелона власти. Он, как известно, был одним из десяти членов Политбюро и одним из четырех секретарей ЦК ВКП(б) – наравне со Сталиным, Кагановичем и Ждановым.

Как и многие чиновники, на это вечернее собрание во что бы то ни стало стремился попасть и Леонид Васильевич Николаев. Тридцатилетний человек, невысокого роста, с очень длинными – ниже колен – руками, психически неуравновешенный, болезненный. Бывший партийный функционер невысокого ранга, он одиннадцать лет отработал в Выборгском райкоме ВЛКСМ, секретарем комсомольских организаций на заводах «Красная заря», «Арсенал», Заводе им. Карла Маркса, завотделом Лужского уездного комитета ВЛКСМ.

Затем карьера Николаева пошла резко вниз. Он оказался в обществе «Долой неграмотность!», а потом стал инспектором областного управления Наркомата рабоче-крестьянской инспекции и, наконец, разъездным сотрудником областного «Истпарта» – Комиссии для собирания, обработки и издания материалов по истории Октябрьской революции и большевистской партии.

Скатываясь по иерархической лестнице, Николаев не сумел понять, что отсутствие начального образования и какой-либо профессии является немаловажным препятствием для удовлетворения амбиций и желания стать «большим начальником». Предаваясь беспочвенным грезам, он в итоге отказался подчиниться переводу «на железнодорожный транспорт», в далекую и глухую провинцию, за что и был уволен и исключен из партии. Правда, вскоре сумел добиться восстановления в рядах ВКП(б), хотя и со строгим выговором.

Николаев упрямо не пожелал смириться с крахом всех надежд и обратился с апелляцией в горком, лично к Сталину. Но так и не получил ни от кого ответа.

Его жена, Милда Драуле, рассказывала 1 декабря: «С момента исключения его из партии он впал в подавленное настроение, находился все время в ожидании решения его вопроса о его выговоре в ЦК и нигде не хотел работать. Он обращался в районный комитет, но там ему работу не дали. На производство он не мог пойти по состоянию здоровья– у него неврастения и сердечные припадки».

Киров был для Николаева последней надеждой. Неудачливый партократ хотел добиться от Кирова не только снятия выговора, но и назначения на руководящую должность, в противном случае – убить его и застрелиться самому. Загодя, 14 октября, он написал предсмертную записку, содержание и стиль изложения которой характеризуют автора как не совсем адекватного человека: «Дорогой жене и братьям по классу! Я умираю по политическим убеждениям, на основе исторической действительности. Поскольку нет свободы агитации, свободы печати, свободы выбора в жизни и я должен умереть. Поскольку из ЦК/Политбюро не подоспеет, ибо там спят богатырским сном». (Так в тексте. – Ю. Ж.)