Журнал «Вокруг Света» №12 за 2007 год

То, что Есенин никого не любил — это один из многих стереотипов, созданных о нем еще современниками. Известны такие высказывания, что у поэта было три любви: к России, стихам и славе. Да, и это объяснимо, ведь большие чувства возникают, «когда душу вылюбишь до дна»…

О большой субъективности современников в оценках Есенина свидетельствуют и составленные ими есенинские портреты. Зинаида Гиппиус увидела его таким: «Ему 18 лет. Крепкий, среднего роста. Сидит за стаканом чая немного по-мужицки, сутулясь; лицо обыкновенное, скорее приятное; низколобый, нос «пилочкой», а монгольские глаза чуть косят…» Литературный вождь пролетариата М. Горький рассмотрел в Есенине другое: «Есенин вызвал у меня неяркое впечатление скромного и несколько растерявшегося мальчика, который сам чувствует, что не место ему в огромном Петербурге. Такие чистенькие мальчики — жильцы тихих городов, Калуги, Орла, Рязани, Симбирска, Тамбова. Там видишь их приказчиками в торговых рядах, подмастерьями столяров, танцорами и певцами в трактирных хорах…»

А вот воспоминание Г. Иванова: «… На эстраду выходит Есенин в розовой шелковой косоворотке, на золотом пояске болтается гребешок. Щеки подрумянены. В руках букет бумажных васильков. Выходит он подбоченясь, как-то «по-молодецки» раскачиваясь. Улыбка ухарская, но смущенная». Все эти отзывы относятся примерно к одному периоду — появлению Сергея Александровича в Петербурге весной 1915 года, куда он поехал искать встречи с Блоком, о которой давно мечтал. Он надеялся, что большой поэт как-то подсоберет его, подскажет, что делать дальше. Ведь Есенина уже печатают все тонкие московские журналы, не привечают пока лишь толстые, да и «Радуница» — первый сборник стихов — практически готова.

«Днем у меня рязанский парень со стихами. Крестьянин Рязанской губ. 19 лет. Стихи свежие, чистые, многословные. Язык. Приходил ко мне 9 марта 1915 года», — отметит в своем дневнике Блок, который, вежливо встретив его, отправил к С. Городецкому и М. Мурашеву. Последний работал в самой популярной по тем временам газете «Биржевые ведомости».

  

Сергей Есенин. Петроград, 1916 год

Приезд «златокудрого отрока» в Петербург оказался очень своевременным — его так недоставало крестьянским поэтам Н. Клюеву и А. Ширяевцу, которые были хорошо востребованы на общем фоне возникшего тогда интереса к народничеству. «Поэт-юноша вошел в литературу как равный великим художникам слова», — замечал Клюев, накрепко привязавшийся к рязанскому самородку и «подаривший» ему «свой фальшиво-народный стиль в повадках и разговоре», подчеркивали очевидцы. Стоит представить себе их реакцию на такого необычного, юного, а главное, бесспорно, талантливого рязанского парня посреди литературных салонов и кафе бурлящей поэтами северной столицы. Практически все не преминули отметить театральность Есенина. Зол был и сам Маяковский: «В первый раз я встретил его в лаптях и в рубахе с какими-то вышивками крестиками. Это было в одной из хороших ленинградских квартир. Зная, с каким удовольствием настоящий, а не декоративный мужик меняет свое одеяние на штиблеты и пиджак, я Есенину не поверил. Он мне показался опереточным, бутафорским. Тем более что он уже писал нравящиеся стихи, и, очевидно, рубли на сапоги нашлись бы». Вот так! Вообще театральность, применительно к Сергею Александровичу, как черту характера поймут только те, кто хорошо знал его и знает сейчас, по прошествии восьмидесяти двух лет после гибели. Знает, то есть принимает, понимает, читает, слышит, чувствует, любит. Кто может представить, пусть не слишком явственно, счастье творца, овладевшего словом. В его театральности — и открытость, и удаль, и желание удивить весь мир тайной прекрасной сути, которая вдруг начала ему открываться. А лапти и лакированные ботинки, косоворотки и цилиндры с тростями — это внешний антураж, под которым скрывались невероятная работоспособность и постоянное желание постигать и познавать.

«Читал он очень много всего… Дочитается до рассвета и не спавши поедет учиться опять. Такая у него жадность была к учению, и знать все хотел…» — вспоминала Татьяна Федоровна, мать поэта, о его первых университетах. «Все свободное время читал, жалованье тратил на книги, журналы…» — писала Анна Изряднова. «Когда этот «скандалист» работал — трудно было себе представить, но он работал в то время крепко», — говорил Н. Полетаев, имея в виду 1921 год.