Журнал «Вокруг Света» №2 за 1994 год

Впрочем, этот вечный символ возникает на главной площади Китая изредка. Есть символы, ставшие постоянными. Когда первого октября 1949 года Мао Цзэдун провозгласил образование Китайской Народной Республики, на площади появился портрет Сунь Ятсена, вождя буржуазной революции 1911 года, свергнувшей императорскую династию. И в наши дни по большим праздникам портрет Сунь Ятсена воздвигают в центре площади, на одной оси с Памятником народным героям, усыпальницей Мао и его портретом, что висит постоянно над трибуной Тяньаньмэнь. Направление по оси – традиция Пекина, так строили здесь главные архитектурные ансамбли. В течение нескольких десятилетий по большим праздникам на площади воздвигались конструкции: портреты Маркса и Энгельса – на восток от оси, Ленина и Сталина – на запад от нее. Но вот 1 мая 1989 года впервые этих портретов здесь не оказалось. Смену декораций официально объяснили так: в дни национальных торжеств в других странах вывешивают портреты лишь своих героев, почему бы Китаю не заимствовать этот опыт?

Особенно ярко проявляется символика на сцене пекинской оперы. Идет спектакль. Плавно движется молодая женщина, волнообразно колышется веер в ее руке, символизируя полет гусей. Описав полукруг, она застыла на мгновение, и уже льются звуки арии: «Услышав мой голос, гуси спускаются на землю». Взмахнув рукавом, женщина медленно опускает веер и приседает: гуси опускаются на землю. Так играл героиню старинной классической пьесы «Опьянение Ян Гуйфэй» великий актер Мэй Ланьфан. Почему мужчина исполнял женскую роль? Так предписывала традиция, от которой, правда, постепенно стали отходить.

Жанру пекинской оперы присущи условные, стилизованные движения. Бродячие труппы в старом Китае не могли возить с собой громоздких декораций, а между тем пьесы рассказывали о дворцах императоров, небесных чертогах, переходах через горные хребты. Как объяснить это зрителю? Требовалась фантазия и зрителей, и актеров. Вот герой азартно играет хлыстом – это всадник вольтижирует на коне. Жестом актер зажигает и гасит несуществующую свечу. Жестом объясняет зрителю, что герой поднимается в горы. Другая символика – цветовая. Стиль и цвет костюмов, а также грима указывают на характер персонажа. Черное лицо – неподкупный и честный человек. Белое – хитрый и коварный. Резкому рисунку мужского грима противостоят мягкие женские линии.

Впрочем, символика проникла во все сферы жизни, даже в экономику и политику. Как-то отправился я к знакомому журналисту из пекинской экономической газеты «Цзинцзи жибао». «В чем главная трудность китайской реформы?» – спросил его. «Мы бросили вызов старой системе, – размышлял журналист, – а новую еще не успели создать, дело это оказалось куда труднее, чем думали». Он долго говорил, приводил аргументы, но потом вдруг словно бросил козырную карту: начертил на листе бумаги 16 иероглифов – магическую цепочку экономического развития, смысл которой выглядит так. Фаза первая: жесткий административный контроль – он нестерпим и ведет к застою. Фаза вторая: застой рождает импульс к освобождению от докучных пут. Фаза третья: это освобождение ведет к хаосу. Фаза четвертая: хаос приводит к необходимости нового жесткого контроля. Долгий мучительный путь. Развитие идет по спирали. Постепенно приходит осознание того, что не может быть возврата к старой командной системе, ведь она ведет к омертвлению тканей. Но в то же время боятся, что свободная игра социальных интересов взорвет общество. И все это графически выражено шестнадцатью иероглифами.

Иногда говорят: в Китае на каждого реформатора найдется свой консерватор, и в качестве противовеса архитектору китайских реформ Дэн Сяопину, говорившему: «Неважно, какого цвета кошка, лишь бы ловила мышей», называют другого ветерана Чэнь Юня. И конечно, вспоминают его метафору: «Пусть птичка летает, но все-таки в клетке». Птичка – это экономика, клетка – государственный контроль. Кажется, что между высказываниями ветеранов – дистанция огромного размера. Однако… Чэнь Юнь говорил о возможности увеличения размеров клетки. Да и Дэн Сяопин вряд ли намерен выпустить птицу из клетки. Похоже, старинная мудрость объясняет сомнения китайских лидеров: «Страшно держать тигра за хвост, еще страшнее – отпустить».

«Жэнь до – ди шао» – «Людей много – земли мало». Эту сентенцию произносят в Китае чаще других. В ней есть нечто магическое, хотя она реальна до головокружения. Однажды я услышал такое суждение: «Решать это уравнение завещала нам История, но ведь его в принципе невозможно решить: людей становится больше, а земли больше не сделаешь. Заколдованный круг».

В ночной круговерти на улице Пяти лошадей в городе Вэньчжоу я физически ощутил правду этой сентенции.