Журнал «Вокруг Света» №2 за 1994 год

И вот второе путешествие. Возвращение выпускника Московского института физкультуры на родину. Когда в 1951 году он приехал в Пекин, в легкоатлетической сборной, у истоков которой оказался Хуан Цзянь, было всего пять спортсменов, не считая его, тренера. Теперь это сильнейшая на Азиатском континенте команда, что она убедительно подтверждает в последние годы. Японцы, например, зазывают тренера к себе, считая, что успехи Китая во многом объясняются грамотным сочетанием двух школ: российской и китайской.

Ехать – не ехать в Китай в то время – такого вопроса для него не было. Но предстояло найти себя в стране, которую он не знал и на языке которой не говорил. Хотя была она для него, как для всякого китайца, чем-то бесконечно родным. Выразить это можно было лишь на уровне инстинкта.

Все было знакомо, пока поезд мчался по равнине, обдуваемой ветрами необъятных пространств России. Но когда переехали границу, начались голые желтые лессовые поля, бурые сжатые снопы гаоляна с коричневой, словно беличий хвост, верхушкой. Затем донеслось дыхание каменноугольных копей. Стояла осень, но краски были непривычными. На какой-то станции увидел на перроне старика, спавшего на циновке. Заметил у него косу. Неужели остались привычки времен императорской маньчжурской династии, которая обязывала китайцев носить косу? Но вот неожиданность. На ногах у старика кеды хорошего качества. Значит, в стране играют в баскетбол.

Еще воспоминание. Велорикша привез его в университет, где он на курсах изучал китайский язык. Прошло несколько часов, когда Хуана отыскал возбужденный привратник и отвел к воротам. Там его ждал старик рикша. Оказывается, Хуан забыл в коляске поклажу. Старик всех поднял на ноги: «Найдите китайца, едва-едва говорящего по-китайски». Потом Хуан Цзянь не раз убеждался: возвращение забытого, потерянного – часть этического кодекса китайцев. Сейчас об этих заветных подробностях он вспоминает со смехом. Тогда они помогали ему «на ощупь» узнать свою родину.

Жизнь Хуан Цзяня сложилась так, что он просто не помнил, каким именем нарекли его родители. Короткое время он жил в Москве вместе с родителями, но потом они вернулись в Китай «делать революцию». Отец, уезжая, сказал сыну: «Будешь Юрием Хуан Пином, чтобы мне легче было потом тебя найти в сутолоке жизни». К русскому имени сына он просто добавил свою фамилию – Хуан и имя Пин. Но когда в Пекине стали оформлять документы, вспомнили: «Ведь в Китае уже есть один Хуан Пин, отец Юрия, весьма известный профессор». И Юре предложили имя Цзянь – Здоровье. Это ли не намек на смысл его профессии? Китайский ритуал выбора имени был соблюден.

После того знакомства с Хуан Цзянем под шорох листьев гинкго наши встречи стали частыми, и каждый раз он приоткрывал частичку своей судьбы.

«Счастлив тот, кто два мира в себе держит прочно». Это слова академика Василия Михайловича Алексеева, нашего великого китаиста. Ими он напутствовал студентов в послевоенные сороковые. Они словно о Хуан Цзяне. Кстати, русским именем его зовут друзья из ивановского интернационального дома, где прошли детские годы. Так зовет его и жена Валя, с которой он связал судьбу в последние годы. Между собой они говорят по-русски. Валя тоже хранит в душе два мира. Ее русская бабушка служила русскому купцу, который в начале века переехал из России в Маньчжурию, там основал свое дело. Среди его детей была и мать Вали, которая затем вышла замуж за корейца, жившего в Китае.

«Вовка, приезжай завтра, как всегда, с ночевкой, у нас огурчики есть, какие ты любишь». Если бы этот телефонный разговор состоялся где-нибудь в московской квартире, мы бы сказали: банальный сюжет. Но прозвучал он в уютной квартире китайского тренера, неподалеку от храма Неба в Пекине, где некогда император молил Всевышнего ниспослать урожай в Поднебесную. А Вовка на другом конце провода – это китайский инженер-металлург Шэн Лижу. Юра и Вовка – воспитанники ивановского интернационального дома. Язык общения по-прежнему русский.

Все оттенки наших сложных отношений с Китаем проходят через судьбы людей, особенно таких чутких, как Юрий Хуан Цзянь. В сороковые годы он жил жизнью России, рыл окопы, рвался на фронт, приписывая себе лишние годы; помнит благодарные глаза раненых бойцов в госпитале, он занимался с ними лечебной физкультурой, и нежные русские слова, обращенные к нему: «Сынок, голубчик, золотце». Методики в ту пору не было – составил сам. Не тогда ли он почувствовал вкус к работе тренера?

Память о тех годах всегда с ним. «До сих пор вижу детские сны, причем всегда на русском языке», – говорит Юрий.