Журнал "Вокруг Света" №2 за 1996 год

Нас четверо. Друг друга мы называем «трансглобалами». Слово это сопровождает нас с самого начала похода. Тима, он же Валерий Тимаков, как-то раз выдал: «Нарты я привязал трансглобально». Все поняли — не только прочно, но и надолго, не всякий развяжет. «Полковник», большой любитель к месту и не к месту пропеть строчку из какой-нибудь советской песни, объявляет о своей идее создания ансамбля «трансглобальной» песни и «трансглобальной» пляски. «Поручик» быстро сочиняет с этим словом четверостишья, преимущественно непечатные. Вообще, несмотря на адскую усталость, мы в хорошей форме, уныние нам не грозит. Мы по 10-12 часов в день толкаем снегокат по глубокому снегу — понятно, что при такой черепашьей скорости нам целой жизни не хватит, чтобы дойти до Челюскина. Но вот кто-то из нас удачно острит по этому поводу, и мы, повиснув на раме, дружно хохочем, хотя и сознаем неуместность веселья среди этих бескрайних просторов.

Пригодность человека к небольшим по составу экспедициям определяется не только его коммуникабельностью, физической подготовкой, чувством юмора и прочими данными, но и способностью выполнять множество ежедневных «рутинных» работ. Кто «пашет», тот без труда найдет себе место в походе. А если при этом он еще и мягок, и отзывчив, и сообразителен, и вероломно не посягает на чужой суверенитет, ему просто цены нет. Но таких людей я за свою жизнь пока не встречал.

Нам повезло. В нашей маленькой команде все без исключения работы выполняются добровольно. «Полковник» (Виктор Яровой, подполковник медицинской службы) подвизался быть завхозом, врачом и готовить пищу два раза в день, в обед и вечером.

Взвалив на себя бремя стольких ответственных должностей, он справлялся с ними самоотверженно, не делал себе никаких поблажек. Остальные втихомолку радовались такому подарку судьбы и на кухне орудовали только утром, да и то поочередно. Помимо завхозовских и поварских обязанностей, Полковник добросовестно толкал снегокат и без устали таскал по тундре 130-килограммовые нарты — сказывалась большая практика полюсных экспедиций. К его трудолюбию добавлялись завидное упорство и умение применять профессиональный опыт в условиях арктического похода. А медицинские познания у него и впрямь огромные, недаром он такой авторитет в области анестезиологии и реанимации, один из лучших врачей Центрального госпиталя ракетных войск.

С Валерой Тимаковым мы прошли на плоту два десятка очень «трудоемких», порожистых рек, кроме того, у нас на счету северные морские походы на яхте «Урания», сухопутные и лыжные экспедиции в тундрах северного побережья, сначала на лыжах и с санками, а последние три года — на парусном снегокате. Тима заведовал всем нашим снаряжением — от лыжных креплений до подшипников в колесах снегоката, — знал, что где лежит и в каком количестве. Сфера его деятельности постоянно соприкасалась с епархией Полковника, но любая проблема решалась мирным путем, благодаря их взаимной симпатии, проявившейся уже в нашем прошлогоднем заполярном походе. Тима отлично знал парусное дело и обладал редким даром благополучно выпутываться из всевозможных тупиковых ситуаций, в которые по нескольку раз в день попадала наша группа. Тут он был негласным лидером, а потому без стеснения указывал нам, в каком направлении нужно двигаться сейчас и что делать потом. Думается, в трудную минуту Тима полностью полагался на свою интуицию — и правильно делал. Почти все его решения оказывались верными, мне оставалось лишь соглашаться с ними.

Собираясь претворить в жизнь свои трансглобальные идеи, я исходил из того, что мы все должны подчинить себя главной задаче экспедиции, чему Тима всячески сопротивлялся — отчасти потому, что без должной серьезности относился к нашей затее, отчасти из-за привязанности к вольготной своей жизни, в которой не последнее место занимали всевозможные удовольствия и развлечения. На почве преданности Трансглобальной у нас с Тимой возникало немало трений. Мои лозунги: дескать, в Антарктиду может отправиться только человек одержимый, способный противопоставить ей всю силу духа и разума, отнюдь не вызывали в нем положительных эмоций.

Мне поневоле приходилось отстаивать серьезность своих жизненных принципов. Это были крутые мужские разборки, и, при всем Тимином нежелании поступаться свободой, на ходе экспедиции они сказывались благотворно — Тима в ней проявил себя настоящим бойцом, мы с Полковником временами ему и в подметки не годились.

В компании с такими «зубрами» я должен был работать не покладая рук. К примеру, на биваке добровольно брался выполнять обязанности «кухонного мужика» и справлялся с ними в несколько минут, так что у моих спутников не возникало повода в чем-либо меня упрекнуть.