Журнал "Вокруг Света" №4 за 1998 год

Выставка путешествовала по нашей стране три года, побывав, помимо Москвы, в Хабаровске, Новосибирске, Тбилиси, Ереване, Ленинграде, Фрунзе, Самарканде. Ее увидели более пяти миллионов человек.

Тогда-то у меня появился замысел создать фотоархив уникальной коллекции и путевых фоторепортажей. Я не упускал ни одной возможности присоединиться к Николаю и Алоису в поездках по нашей стране.

Последний писк в Париже

В один из приездов в Москву Николай Мишутушкин и Алоис Пилиоко остановились в гостинице «Минск» на улице Горького. Нам с Таней было приятно принять приглашение Николая и Алоиса съездить с ними на машине в Суздаль, Владимир и Троице-Сергиеву Лавру. Мы договорились встретиться утром у нас дома на улице Димитрова, позавтракать — и в дорогу.

Была осень, довольно прохладно, середина сентября. Я заметил, что наши друзья легко одеты, и стал перебирать свои свитера, куртки, пальто, чтобы путешественники из южных морей не замерзли в дороге.

—  Это что за прелесть у тебя так небрежно  валяется?  —  вдруг спрашивает Николай, указывая в угол под вешалкой.

—  Обычная  крестьянская  телогрейка, — отвечаю. — Все колхозники в таких ходят. Купил, чтобы на даче дрова рубить. Вам как-то она будет не к лицу, несолидно.

И вот тут-то я получил от него, любителя всего оригинального:

—  Тоже мне, москвичи-пижоны. Ничего вы не понимаете в моде. В Париже это последний писк.

Надел ее. И крутится перед зеркалом. То руки в карманы сунет, то голову в плечи вожмет, то воротник поднимет. Одни глаза торчат и круглый череп под ежик подстриженный. Вид почти уголовный. Такого и в метро-то не пустят, подумал я. На дворе был 1982 год. Хорошо, что ехали мы на «Волге».

В глубинке Николай за своего сошел. Телогрейка, через плечо какая-то брезентовая, как противогазная, только в три раза больше, котомка. Там у него все: маленький фотоаппарат, купленные сувениры (ему все было интересно), документы — сразу видно, привык путешествовать. Только Алоис нашу туристическую компанию выдавал своим шоколадным личиком...

А в Москве из-за этой телогрейки случился с Николаем казус. Выскочил он как-то рано утром на ближайший от «Минска» Тишинский рынок. Зелени купить, без нее он и дня прожить не может. Возвращается. Постовой милиционер, охраняющий вход в гостиницу, видит, как прямо на него семенящей походкой, в стеганой телогрейке за 11 руб. 50 коп., почти лысый, в тапочках на босу ногу, с противогазной сумкой наперевес, из которой сыплется укроп и чеснок, несется какой-то странный тип. Дежурный, естественно, говорит:

—  Стой,  ваши документы.  Кто вы такой?

—  Я?  —  отвечает  Мишутушкин, — француз. Зовут меня Николай.

—  Разберемся, — говорит постовой и тащит его за рукав.

—  Не имеете права, — протестует путешественник с мировым именем. — Моя фамилия Мишутушкин.

Ну, разобрались, конечно. Извинились. А Николай в ответ:

—  Это вы извините, светики мои, я что-то не так сделал... Любит он так обращаться к людям: «мои дорогие», «мои золотые», «светики мои»...

У меня есть фото, которое я считаю историческим. Выход Мишутушкина из здания Академии наук СССР на улице Вавилова в уже знаменитой к тому времени телогрейке. А рядом директор Института этнографии академик Ю. В. Бромлей.

Вот вам и телогрейка!

Туземцы в музей не ходят

Мне хотелось побольше узнать о личной жизни Николая Николаевича, о том, как он собирал свою коллекцию. Его рассказы я записывал на диктофон. Несколько кассет у меня хранятся по сей день. Кое-что расшифровано и уже опубликовано, многое еще ждет своего часа.

В школе Мишутушкин учил французский, английский, немецкий. Специально русским никогда не занимался. Все знания — только из разговоров с родителями. Десятки островных языков он изучил во время путешествий. Вот один из рассказов Николая Николаевича о себе. Специально сохраняю его «русский язык» для колорита.

...На Востоке — в Индии, Непале — моя жизнь была связана с прикладным искусством, с искусством вообще, музеями. А когда я попал на Тихий океан, вдруг очутилась пустота, то есть ничего не было. Все умерло из-за всех этих миссионеров, администраторов. Нет уже, говорят, никакого прикладного искусства. И вот я встречался, общался с меланезийцами и стал постепенно открывать кое-какие предметы искусства, но, конечно, очень мало. Я открыл артгалерею. Вот тогда я нашел Пилиоко, который стал помогать мне. Потом меня попросил туристический офис, чтобы я занялся возрождением меланезийского искусства.

И вот я продолжал ездить, продолжал находить предметы и возвращался в Новую Каледонию, в Нумеа и говорил: «Вы должны выкупить». А они говорят: «У нас нету средств на это». И я стал покупать сам, и вот так завязалась эта коллекция...

В течение 20 лет я втянулся, увлекся. С одной стороны, я — путешественник, но путешествовал без денег, так что мне денег не нужно было. Потом этот путешественник превратился в художника, художник продавал картины и тем самым помог этому путешественнику и собирателю прожить, путешествовать, устроить экспедиции.