Все подвергается скрупулезному анализу и переосмыслению. Поразительно, но японцы почти ничего не создали сами! Зато очень многое из того, что они «довели до ума», считается лучшим в мире. И конечно, в такой деликатной сфере, как духовная жизнь, они никак не могли принять ни одну религиозную философию в ее прежнем виде. Буддизм, даосизм и конфуцианство в Японии перестали быть прежними, но, попав на почву местных синтоистских верований, создали уникальный религиозный синтез, существующий больше тысячи лет. Религии настолько срослись, что некоторые граждане вполне официально причисляют себя к последователям сразу двух религий — буддизма и синтоизма. Так или иначе, два главных события в жизни японца проходят под сенью различных религий: свадьба справляется по синтоистскому обряду, похороны — по буддийскому. Ну а что же самая «японская» из весенних традиций — любование цветущей сакурой? Оказывается, корни и этого ритуала уходят в Поднебесную. Там любование цветами строго регламентировано и носит вполне потребительскую функцию: воспринять от цветов жизненную энергию ци. Но поскольку каждый цветок высвобождает ее по-разному, китайцы смотрят на тот или иной цветок в точно определенный астрологами момент, причем определенное количество времени. В Японии любование цветами вишни — ханами — носит, скорее, эстетический характер, хотя и оно не лишено философской подоплеки. В скоротечном цветении сакуры отображается бренность материального мира. Наблюдая за распусканием и опаданием розового цветка, люди размышляют о Вечности. Раньше чувствительные натуры составляли танка, сравнивая весну с жизнью, а цветы сакуры — с самим собой. Навеянные буддийскими представлениями о мимолетности бытия, они точно выражают отношение японца к окружающему миру:
Однако в древности позволить себе такое приятное времяпрепровождение могли лишь избранные, не занятые никаким каждодневным трудом. Крестьяне же просто не имели возможности выкроить время на сакуру из-за большого объема работы, хотя им и разрешалось насладиться зрелищем, но не раньше, чем закончится посевная. Может быть, по этому поводу в IX веке принц Корэтака Синно сложил такую танка:
В наше время на ханами выезжают все, но так же, как и столетия назад, только тогда, когда все дела завершены. И так же, как в далекие времена, долгожданная весна для японца скоротечна и ограничена одним лишь периодом цветения сакуры. С началом цветения по телевидению вместе с предсказаниями погоды передают прогнозы, когда распустятся почки деревьев по всем районам Японии. За этот короткий срок японец, как бы занят он ни был, обязательно выкроит время, чтобы выехать на природу для любования цветущими деревьями. Немногие сейчас слагают под падающие лепестки сакуры стихи о бренности жизни, но некоторые фирмы собираются под сенью цветущих деревьев целыми отделами на своеобразный тренинг: на веселом «завтраке на траве» с коллегами и начальством гораздо легче раскрепоститься и высказать свое мнение, если это боялись сделать на работе. Здесь, на природе, пересекаются две сущности японского характера: конфуцианская этическая система строгой субординации уступает место дзэнскому равенству, самосозерцанию и слиянию с окружающим миром. Японец, принимающий дзэн, старается слиться с природой, оставшись при этом самим собой, одновременно быть везде и нигде. Дзэн — это принятие двух крайностей одновременно. Традиционные виды искусств тоже подчинены законам дзэн. Заваривая ли неторопливо чай на церемонии, выстраивая ли цветочную композицию икебана, вырисовывая ли иероглифы черной тушью на почти прозрачной бумаге, человек должен отринуть мысли и не вкладывать личный элемент в действо. Он лишь инструмент, руководимый самой Природой. И если желаемый результат достигнут — это само совершенство по сути и по форме.
…Однажды мастер каллиграфии долго пытался вывести иероглиф, а один из его учеников наблюдал за процессом. И как ни старался мастер, от ученика он слышал лишь одно слово: «Плохо!» Затем строгий наблюдатель ненадолго вышел. Воспользовавшись моментом, мастер в одно мгновение вывел знак, не думая ни о чем. Вошедший ученик только и смог прошептать: «Шедевр…» Как говорят, совершенно написанные иероглифы должны воплощать свое значение, то есть иероглиф «огонь» — воспламенять бумагу, на которой написан. Так и все, что сделано в гармонии со Вселенной, должно пронзать всю суть человека, помогая ему самому достичь этой гармонии. И прийти к дзэнскому просветлению.