Журнал "Вокруг Света" №5 за 1998 год

 И еще, санремаски любят рассказывать, как Витторио Де Сика часто наведывался в Сан-Ремо. Он говорил, что когда уйдет из жизни, пусть на фронтоне казино повесят большую доску и на ней золотыми буквами напишут: это здание с башенками и цветами вокруг построил он, Витторио Де Сика, за свои деньги, которые оставил здесь...

Я давно усвоил, что в чужом городе, чтобы хоть как-то почувствовать его, надо отбиться от группы, даже с риском заблудиться. И хотя в Сан-Ремо заблудиться просто невозможно, я не переставал думать о риске этого мероприятия, ибо все мы были привязаны к автобусу и мне не хотелось бы доставлять неудобство хорошему человеку Джампьеро... И вот, воспользовавшись тем, что наши отправились по своим делам, я все же решил прогуляться по небогатым кварталам в надежде наткнуться на какую-нибудь шумную уличную сцену с темпераментным размахиванием рук...

В конце концов, думал, я нахожусь в Италии. И потом, еще была свежа в моей памяти сцена из итальянского фильма, в котором добрый тихий человек напал с перочинным ножом на всю улицу, а потом бежал из города, и те, на кого он напал, всей улицей бросились искать его, чтобы вернуть несчастного домой и избавить его семью от мук.

Хожу, все чинно и спокойно. Заглядываю в узенькие проходы-улочки с кусочком виднеющегося неба. Узнаю мостики над головой пешеходов. Мостики эти поддерживают стены домов по разные стороны прохода, чтобы они не навалились друг на друга — вокруг горы. Земля дышит. Эти улочки, даже не похожие на улочки, называют «каруджи» по всей Италии. На них даже мопеду нет места, разве что велосипед проедет... Улыбаюсь встречным. Отвечают тем же. Заглядываю в лавку, перебираю все, что в ней есть, и, ничего не приобретая, направляюсь к выходу и еще слышу за собой: grazia, arivederci. Иду в следующую лавку. То же самое. Петляю по закоулкам, прислушиваюсь. Никто не поет, никто не голосит из окна в окно соседа.

В какой-то момент мне почудилось, что за те годы, что я никогда не был в Италии, она сильно изменилась... И тут только меня осенило: я же на Севере. Уже отмечал про себя сдержанность итальянцев в Милане, Генуе. У северян нет ничего общего с героями моих любимых фильмов. Они, южане, попав на Север, выглядели тут цыганами, чувствовали здесь себя неуютно...

В Сан-Ремо, в этом очень уютном городе, воздуха и света было много больше, чем во всех городах, в которых я когда-либо бывал. Я шел по улице Матеотти и искал глазами своих. Шел и думал о каком-нибудь случае в чужом городе, которому мы обязаны бываем всем, что потом вспоминается. И вдруг останавливаюсь. Глазам своим не верю. Передо мной театр «Аристон», тот самый, где проводятся фестивали песен: Festival della canzone Italiana... И как же мне тут не вспомнить, как однажды включил телевизор и замер.

Передача велась с показательного концерта участников фестиваля, но не из театра, а со стадиона. И вдруг между выступлениями «урлатори» — крикунов с сырыми голосами — на сцену выходит Марио дель Монако в великолепно сшитом фраке, он весь напоминает, что в Италии есть Великая Школа Пения, она — вне времени и пространства. Он поет голосовую вещь: Addio soni di gloria — Прощай, мечты о славе. Задавив все микрофоны, он в конце ставит потрясающую верхнюю ноту и ввергает стадион в ликующее неистовство...

Утром, по дороге в Ниццу, девушка, сидевшая впереди меня, рассказывала соседке по креслу, как она по просьбе родителей в Сан-Ремо позвонила каким-то старикам и вечером они вдруг появились в отеле «Парадизо», где мы ночевали. Они принесли с собой старые фотографии, и одну из них она узнала — точно такую, какая хранится у нее дома в семейном альбоме...

Похоже было, мы с опозданием на множество лет привыкаем смотреть на мир своими глазами, и каждый по-своему обнаруживает в нем какие-то свои ранние связи. И эти связи продолжали обнаруживаться и дальше, давали знать о себе и на французской Ривьере, на Лазурном берегу Прованса. В Ницце на Английском Променаде кто-то из наших напомнил, что здесь бывал Антон Павлович Чехов... «Здесь должна быть и розовая вилла Чарли Чаплина», — подхватил другой. Да, здесь на Лазурном берегу любили работать и импрессионисты, которых мы открыли для себя в годы оттепели; а недалеко от Ниццы, в местечке Сан-Поль-де-Ванс жил и похоронен Марк Шагал, здесь его музей. Шагала французы очень ценили. Это он расписывал плафон в зале Гранд-Опера, И это я видел...

В княжестве Монако на площади перед дворцом правящей династии Гримальди я сидел на парапете и делал свои записи — только что из дворца выехал ничем не примечательный «пежо», Вероника обратила на него мое внимание и сказала: «Видели? Проехал мимо толпы туристов наследный принц Альберт». Меня поразила эта обыденность... Так вот, я сидел и делал записи в блокноте. Подошел ко мне уже немолодой человек и на русском, видимо, ставшим ему уже непривычным, спросил, не москвичи ли мы, и, не желая говорить о себе, подарил мне хорошую ручку.