Журнал "Вокруг Света" № 5 за 2003 год

Началось наступление и на психоанализ. Книги Фрейда в Германии сжигались, к его друзьям и соратникам, как и к психоаналитикам вообще, приходить стало опасно. Лу Саломе, которой было уже за 60, друзья уговаривали уехать из страны, пока не поздно. Вскоре пришла еще одна тревожная новость: сестра Ницше, Элизабет Ферстер-Ницше, вышедшая замуж за нациста Ферстера, состряпала на Лу Саломе донос о том, что она, во-первых, “финская еврейка” и, во вторых, якобы извратила наследие ее брата, которого Элизабет всячески стремилась сервировать властям как духовного отца фашизма. Видно, за столько лет ненависть Элизабет Ферстер к Лу Саломе нисколько не уменьшилась.

Фрау Ферстер собственноручно составила сборник “Воля к власти”, выдержанный в нужном нацистском стиле, в котором она позволила себе сильно отредактировать высказывания философа и выдать за его оригинальное произведение. В 1934 году Гитлер с большой помпой совершил визит в Веймар, где встречался с Ферстер-Ницше и осмотрел архив философа. Годом позже фюрер устроил для скончавшейся хранительницы наследия Фридриха Ницше государственные похороны.

Лу Саломе, будучи в гостях, позволила себе во всеуслышание обозвать Элизабет Ферстер “полоумной недоучкой” и язвительно добавить, что Ницше был таким же фашистом, как его сестра — красавицей. После этих слов гости испуганно переглянулись, а многие поспешили убраться восвояси. А Соломе насмешливо продолжала: “Эта лишившаяся рассудка страна будет с каждым днем все больше нуждаться в таких, как я”, — ни годы, ни ситуация не лишили ее куража. Уезжать из Германии она наотрез отказалась.

Лу Андреас-Саломе умерла 5 февраля 1937 года в своем доме под Геттингеном. К счастью, ей не довелось увидеть, что сделало время с ее любимым учителем Фрейдом. В 1938 году фашисты оккупировали Австрию, конфисковав издательство Фрейда, его библиотеку, имущество и паспорт. Фрейд стал фактически узником гетто. Только благодаря выкупу в 100 тысяч шиллингов, который заплатила за него его пациентка и последовательница принцесса Мария Бонапарт, его семья смогла эмигрировать в Англию. Фрейд был уже давно смертельно болен раком челюсти, и в сентябре 1939 года по его просьбе лечащий врач сделал ему два укола, которые и прервали его жизнь. Не узнала Лу Саломе, что четыре сестры Фрейда, которых она нежно любила, погибли в немецком концлагере. Не узнала она и того, что в советском концлагере закончили свои дни ее родные племянники и двое ее братьев.

…“Какие бы боль и страдания ни приносила жизнь, мы все равно должны ее приветствовать, — писала Лу Андреас-Саломе в свои последние годы. — Солнце и Луна, день и ночь, мрак и свет, любовь и смерть — и человек всегда между. Боящийся страданий — боится радости”. Ницше не ошибся в своей Заратустре…

Андрей Всеволжский

Охота и разговоры

С тех пор как Кларенс Хемингуэй купил своему сыну Эрнесту первое охотничье ружье, страсть к охоте обуяла будущего писателя навсегда. И это ничуть не мешало главному делу его жизни. Полученные им после охотничьих вылазок впечатления совершенно по-особому раскрывали его талант и показывали, насколько органично удавалось ему “вжиться” в чужой мир, незнакомые законы и обычаи, не нарушая при этом гармонии бытия. “Зеленые холмы Африки”, написанные Хемингуэем в 1935 году по следам его путешествия в Кению и Танзанию, когда-то давно открыли его поклонникам мало кому известную Африку, романтику охотничьего азарта, первозданную красоту саванн, а еще — вполне реальное ощущение радости жизни. Нам же, суетливым детям стремительного века, возможность лишний раз окунуться в столь любимый великим писателем мир, представится после выхода в издательстве “Вагриус” книги “Зеленые холмы Африки”.

Мы сидели в шалаше, который охотники племени вандеробо соорудили из веток и сучьев неподалеку от солонца1) , как вдруг послышался шум грузового автомобиля. Сначала он доносился откуда-то издали, и невозможно было разобрать, что это такое. Потом все стихло, и мы решили, что нам это почудилось или просто налетел порыв ветра. Но шум, теперь уже явственный, постепенно приближался, становился все громче, и, наконец, с оглушительным ревом и лязгом грузовик проехал позади нас по дороге. Один из наших двух следопытов, человек с манерами трагического актера, решительно встал.

— Теперь все пропало! — сказал он. Я приложил палец к губам и знаком приказал ему сесть.

— Да, все пропало, — повторил он и широко развел руками. Он мне никогда не нравился, а в эту минуту — тем более.

— Подождем, — прошептал я. Но М`Кола покачал головой. Я взглянул на его голый темный череп, а он повернулся ко мне так, что стали видны жиденькие китайские усики в углах рта.

— Плохо, — возразил он, — хапана музури.

— Подождем немного, — повторил я. — М`Кола снова пригнулся, чтобы его голова была не видна над сухими ветками, и мы просидели в пыльной яме до самых сумерек; скоро стало невозможно различить в темноте даже мушку на моем ружье, но антилопы все не показывались.