Журнал «Вокруг Света» №6 за 2004 год (2765)

Покорение Крыма в XVI веке (позволим себе пофантазировать!) означало бы, что Россия получает громадные, необычайно плодородные и практически незаселенные территории на 200 с лишком лет ранее, чем это произошло в действительности (интенсивное заселение так называемой Новороссии началось только в XIX веке). Но даже если бы Крымское ханство удалось не завоевать, а всего лишь серьезно потеснить, отодвинув границу Дикого поля далеко на юг, вся история нашей страны могла сложиться по-иному. Южные земли стали бы почти неисчерпаемым фондом для обеспечения дворянства. Верховная власть получила бы возможность создать себе здесь серьезную опору из служилых людей, обязанных только ей, не связанных вековыми узами со старой русской аристократией, в которой Иван Грозный видел своего главного врага. Активное освоение новых территорий полностью изменило бы социальную ситуацию в центре, да и сам этот центр, ядро русских земель, поневоле сместился бы к югу. Можно по-разному относиться к объяснению национального характера климатическими условиями, но отрицать влияние географического фактора на культуру и психологию любого народа бессмысленно. На южных окраинах страны и в реальной истории в XVI—XVIII веках складывалась уникальная культура казачества. Но речь идет не о пограничье, а об огромных территориях, которые могли бы стать внутренней Россией, сильно изменив ее привычный нам облик!

Конечно, спрогнозировать все последствия такого поворота крайне сложно. К чему, например, мог привести отток населения на окраины? Как известно, разорение и обезлюдение страны в ходе правления Ивана Грозного вылилось в закрепощение крестьян. Но крепостное право стало результатом глубочайшего кризиса, тогда как освоение южных просторов означало бы экономический и культурный подъем. А значит, жизнь вполне могла подсказать иные, не столь пагубные для страны способы решения этой проблемы. Можно представить себе, что помещики стремились бы удержать крестьян разнообразными льготами, что вело бы к росту благосостояния народа, как это, например, произошло в XIV веке в Европе после того, как страшная эпидемия чумы вызвала здесь острый дефицит рабочих рук.

Еще важнее было бы то, что здесь, на огромных пространствах плодородной земли, рядом с поместьями появилось бы множество свободных крестьянских общин, лишь государству обязанных платежом налогов. Подобно крестьянам севера России, также не знавшим гнета феодалов, жители юга стали бы гордым, свободным и независимым народом, привыкшим самому решать свою судьбу.

Верховная власть получила бы в их лице серьезную опору, которая позволила бы ей противостоять своекорыстию дворянства. Россия не стала бы «страной рабов, страной господ»…

Впрочем, фантазия, кажется, завела нас слишком далеко. А потому вернемся в середину XVI века.

Альтернатива 2

Чему помешала опричнина?

Один из результатов втягивания страны в Ливонскую войну проявился почти сразу. Порвав со своими ближайшими советниками, Иван IV все чаще и откровеннее стал давать волю своему крайне вспыльчивому и авторитарному характеру. Начались серьезные трения между ним и боярской элитой, всячески подогревавшиеся литовцами. Болезненно мнительный царь, выросший в тяжелой атмосфере не прекращавшейся борьбы аристократических кланов, местнических склок и нежелания бояр умерять свою сословную спесь даже перед ним, государем всея Руси, нашел простое и понятное объяснение внутренних и внешних проблем. Доходящее до прямой измены своекорыстие знати – вот в чем корень всех бед! Спасение же – в неограниченной власти царя, не обязанного отчетом никому, кроме Всевышнего.

Переломным оказался 1564 год. Серьезное поражение в войне, бегство Курбского, ропот бояр, начало убийств недовольных без суда и следствия, по одному приказу царя… А в декабре Москва была потрясена отъездом Ивана Васильевича в Александрову слободу. Наступило страшное для страны время опричнины.

Об опричном терроре написано очень много. Историки и публицисты вот уже который век спорят о его смысле и последствиях. Одни прямо или косвенно оправдывают действия царя, другие объясняют их его психической болезнью, третьи, проводя параллели с тоталитарными режимами XX века, говорят о собственной логике террора, который легко развязать, но очень трудно остановить, который обладает колоссальной развращающей силой и способен превратить в маньяка даже относительно здорового человека. Попробуем, однако, представить себе развитие событий без опричнины.

Была ли она неизбежна или даже просто необходима? Нет, если иметь в виду внутреннюю консолидацию, сплочение страны, а не устрашение ее, подавление всякого искреннего слова и уничтожение любой самостоятельной мысли. Но может быть, опричнина способствовала борьбе с внешними врагами?