После шести часов пути из Иркутска на северо-восток мы наконец миновали последний перевал, отделявший нас от Байкала. Впереди простиралась бескрайняя снежная пустыня, и лишь далеко-далеко, у самого горизонта виднелись серовато-коричневые сопки острова Ольхон, крупнейшего на Байкале. Между островом и западным берегом Байкала простиралось Малое, или Внутреннее море.
До Мериса мы добрались довольно быстро и легко — как по маслу: ухабистый проселок был покрыт плотно укатанным, гладким настом, и ехать по нему было одно удовольствие. Мерис — это небольшой поселок с пристанью на берегу Малого моря. Мы заходили туда летом прошлого года, когда работали на борту научно-исследовательского судна «Улан-Удэ», принадлежащего Лимнологическому институту Сибирского отделения РАН. Поселок связан с островом Ольхон регулярной паромной переправой. Отлогий берег с пристанью — это часть курортной зоны. Сибиряки очень любят приезжать сюда в отпуск: летом вода здесь прогревается до 20 градусов — должно быть, из-за малых глубин близ берега. — тогда как в «большом море» температура ее обычно не превышает 10-12 градусов.
Теперь же из всех труб, венчающих крыши изб в Мерисе, валил дым. Оно и понятно: на дворе стоял двадцатиградусный мороз, никак не меньше! На улочках поселка не было видно ни души, за исключением разве что троицы на мотоцикле с коляской — мужчины, женщины и ребенка. Мужчина, в меховой шубе, одной рукой вел мотоцикл, а другой придерживал пристроившегося спереди, на бензобаке, мальчонку — должно быть, своего сынишку, — которому с виду было годика четыре. На голове у отца семейства была пышная лисья шапка с опущенными, колыхавшимися на ветру ушами. За спиной у него, на заднем сиденье, кутаясь в шарф, сидела жена в вылинявшей вязаной шапочке. А из коляски торчала большая бочка, доверху наполненная водой, которую приходится возить с озера, потому как зимой в Мерисе водопровод не работает.
Наш провожатый, биолог Петров из Лимнологического института, окликнул мужчину и спросил, как удобнее подъехать к озеру. И вскоре мы уже мчались вдоль длинного, ровного берега. Впереди я разглядел паром, сплошь покрытый льдом, он, казалось, намертво примерз к такой же обледенелой пристани и будто слился с нею в одну громадную заснеженную глыбу. Через некоторое время мы спустились к Малому морю.
И тут всех нас охватило странное волнение. Еще бы: ведь нам предстояло пересечь озеро по тому же маршруту, которым мы прибыли сюда прошлым летом на «Улан-Удэ», — только в обратном направлении и на сей раз по льду и в грузовике.
Место, откуда начинался ледовый тракт, было отмечено двумя сигнальными щитами. Первый предупреждал о том, что машинам грузоподъемностью больше восьми тонн выезжать на лед строго запрещается. На втором был нарисован треугольник, а внутри треугольника — грузовик, скользящий юзом... У нас во Франции такой знак обычно сопровождается надписями вроде: «Внимание, на трассе обледенение!» или же «Осторожно: гололед!»
Мы сидели в машинах и молча вглядывались в снежную даль. Похоже, каждый из нас думал тогда об одном и том же: «Что, если лед не выдержит?..» Мимо нас, в обратном направлении, проехали два грузовика: вероятно, они доставили грузы на остров Ольхон, в поселок Хужир, что в 30 километрах к северу, и теперь возвращались порожняком на Большую землю. Глядя на них, мы воспряли духом. К тому же надежду вселяли и уходящие в слепую, белую даль многочисленные колеи — машины выезжают на этот тракт, как только лед на озере достигнет 60-сантиметровой, безопасной толщины.
Впрочем, байкальский лед далеко не каток. Хотя в одном месте колея, по которой мы двигались, пересекала совершенно чистый и гладкий участок, ослепительно сверкавший на солнце. Но вес наших машин он выдержал запросто. В других местах лед был изломан и торосился: судя по всему, это было результатом штормов и шквальных ветров, которые обрушиваются на Байкал в начале зимы, когда ледовый покров едва достигает 10-15 сантиметровой толщины. Острые вершины торосов, теснивших друг друга, глядели в небо, образуя целые гряды и хребты. За зиму ветер намел к их подножиям непролазные снежные сугробы. И в одном из них мы чуть было не увязли. Но наш водитель Паша вовремя притормозил, сдал назад — и мы двинулись дальше.
Одолев семь километров по снежной пустыне, мы наконец добрались до острова Ольхон, и двигатели наших машин, гулко пророкотав напоследок, заглохли. Тем временем небо полыхнуло оранжевым пламенем, солнце стало подобно огромному красному шару, который завис над заснеженными сопками...
На другое утро я проснулся от шума бензиновой горелки. Отодвинул занавеску, успевшую за ночь примерзнуть нижним краем к внутреннему окошку (в Сибири так называемые двойные стекла не в ходу — теплоизоляция обеспечивается за счет 20-сантиметрового зазора между наружным и внутренним окнами).