Журнал «Вокруг Света» № 9 за 2004 год (2768)

В Сорбонне она читала первый в мире курс по радиоактивности и продолжала свои исследования. Близкие коллеги советовали ей выставить свою кандидатуру в Академию наук, она согласилась. Но – вокруг плелись интриги, и в результате голосования она была отвергнута. В день выборов президент Академии высокомерно заявил привратникам: «Пропускайте всех, кроме женщин»…

В 1911 году Мари получила вторую Нобелевскую премию – по химии за получение радия: теперь радиоактивные вещества можно было систематизировать. А Мари становилась не только первой женщиной – лауреатом Нобелевской премии, но и – первым ученым, получившим ее дважды. Впрочем, слава и почести ее не прельщали по-прежнему.

В 1913 году она с дочерьми в компании Альберта Эйнштейна и его сына путешествовала пешком по Альпам и удивлялась тому, как Эйнштейн перепрыгивал через опасные трещины и взбирался на почти отвесные скалы.

В Париже, на улице Пьера Кюри, строили их с Пьером мечту – Институт радия. Средства на него дали Пастеровский институт и Сорбонна. Мари тщательно изучала проект здания, требовала сделать комнаты большими и светлыми, сажала в маленьком саду института деревья и цветы. Но – началась Первая мировая война. Лаборатория опустела – сотрудники ушли на фронт. Мари создала 220 передвижных и стационарных рентгеновских установок для полевых госпиталей. Потом, отправив дочерей в Бретань, сама осталась в Париже, чтобы в случае оккупации институт не был разграблен. Свой первый грамм радия – главное свое сокровище – она перевезла в обычном саквояже в Бордо и спрятала там в сейфе. Богатые дамы дарили ей лимузины, а она превращала их в передвижные рентген-установки и ездила в них по госпиталям, иногда сама садясь за руль. Спала в палатке, сидела в темной комнате, а поток раненых был бесконечен. На специальных курсах она готовила сестер-радиологов и обращала полевых медиков, считавших рентген шарлатанством, в свою «веру». «В первое время хирурги, найдя осколок на том самом месте, на какое указывала рентгеноскопия, удивлялись и восхищались как при виде чуда», – вспоминала Мари.

Война, лишившая ее последнего здоровья и денег, которые она вложила в обесценившиеся акции военного займа, закончилась. Институт радия снова начал наполняться людьми. Дочери Мари были почти взрослыми. Ирэн пошла в мать: ее фразы всегда были обдуманными, суждения категоричными, она работала в Институте радия. Ева же любила развлечения, украшения и красивые платья. Летом они отдыхали в Бретани, в «колонии» преподавателей из Сорбонны, в скромном домике на берегу Ла-Манша. Мари гордилась своими успехами в плавании не меньше, чем научными открытиями.

В 1920 году к ней из Америки приехала журналистка миссис Мелони. Они сразу понравились друг другу – обе не бросали слов на ветер, и Мари сразу перешла к делу. Она рассказала, что ее лаборатория располагает всего одним граммом радия (это был самый первый грамм); что он использовался для изготовления трубок с эманацией для лечебных целей, но на научную работу его не хватает. Один грамм радия стоит 100 тысяч долларов, и лаборатория никогда не будет в состоянии его купить. Мари знает, что США обладают 50 граммами вещества…

После разговора с Мари миссис Мелони развила невероятную деятельность, проведя сбор средств среди американских женщин. И вот деньги были собраны. Мари пригласили в Америку. Она ехала со страхом: приемы, овации, громкие речи пугали ее. Оказанные почести тронули ее душу гораздо меньше, чем букет, преподнесенный ей одним садовником. Он вылечился от рака с помощью радия и поклялся вывести для Мари особый сорт роз.

Президент США в Вашингтоне вручил ей свинцовый ларчик с золотым ключиком, в котором она увезет из Америки грамм радия. Пресса столь активно атаковывала ее, что ей приходилось сходить с поездов с противоположной стороны и спасаться от газетчиков бегством по шпалам. К этому обременительному вниманию со стороны общества и прессы примешивалась еще и странная, нарастающая с каждым днем слабость с головокружением.

Силы Мари были на исходе… Ей было уже 65, и зеркало говорило об этом более чем красноречиво. Поредевшие волосы, впалые щеки. Так вот как становятся жрицами науки. Она по-прежнему любит работать, сидя на полу. Но приходит новая напасть – она постепенно теряет зрение. Но об этом никто не должен знать. Мари делает на шкалах лабораторных приборов яркие, заметные метки. Но скоро она не могла уже видеть даже в сильных очках. Она была практически слепа, но голова ее – как всегда – была гордо откинута назад. После четырех глазных операций зрение к ней частично вернулось. Но какой-то другой таинственный недуг истощает ее силы с каждым днем. Обследования ничего не прояснили: органов, пораженных болезнью, не было обнаружено. И – злокачественную анемию приняли за грипп или за застарелый недолеченный туберкулез. Она поехала с Евой в санаторий, и по дороге ей стало совсем плохо.