Журнал «Вокруг Света» №01 за 1985 год

Дом стоял на сухом моренном бугре, склоны которого покрывали заросли шикши, и сын по утрам завтракал сначала там, а добирал калории позже за столом. В середине лета бугор розовел от цветущего иван-чая.

Звери и птицы жили вокруг, начиная почти от порога. Горные трясогузки поселились в жестяной банке из-под галет. Когда у них в семье случались неурядицы, банка превращалась в барабан и звенела на весь бугор. Чуть дальше, в конфетной коробке, жила семья краснозобого конька. Впрочем, хозяин семьи весь период высиживания «жил» на кончике воткнутой рядом палки и ужасно шумел, стоило нам приблизиться к коробке с надписью

«Чародейка». Еще дальше, под фиолетовыми шарами сон-травы, свили гнездо пуночки, среди кочек в конце морены обитала семья горной куропатки. А под самой сопкой, в гранитных развалах, все лето стоял неумолчный писк: там лежал огромный «город» — колония пищух.

В зыбкой и туманной стране ручьев с запада на восток осыпи и террасы сопки пересекала баранья тропа. Вообще, по нашим наблюдениям, название «баранья» в достаточной степени условно. Этой тропой пользовались почти все звери, обитавшие в округе. Мы видели там лису и песцов, хотя не могли понять, что им нужно на такой высоте; дважды наблюдали волка, цели которого были довольно ясны; много раз — нашего Мокву. Иногда он просто возлежал на широком участке тропы.

— Народ наблюдает,— говорил в таких случаях сын.

Наверное. Наблюдал и намечал поправки к законам, по которым жило его царство. А потом на тропе появлялись бараны и как ни в чем не бывало шествовали по следам предыдущих посетителей. Они, видно, четко определяли время, когда тут побывал хищник, и точно выводили степень опасности для себя. Тропа «работала» и зимой.

...Метров за триста от дома медведь встал на задние лапы и долго водил носом, задирая его повыше. Получив какие-то сведения, он тяжело помотал головой, обошел вокруг дома и залег под сопкой.

— Наверное, думает: как теперь жить дальше? — предположил сын.— Везде стали они, люди.

— Не мешает и нам подумать,— сказал я.— На тему: везде стали они, медведи.

— Стрелять не дам,— решительно сказала жена.

— А если осада затянется?..

Пока мы обсуждали обстановку, медведь полез вверх.

— Интересное придумал,— уверенно сказал сын.

Что именно, мы узнали на следующий день, когда во время обеда услышали треск дерева. Выскочили на крыльцо. Двери на сарае не было. Кругом валялись голубые банки, а вдалеке бежал медведь Моква с ящиком в зубах.

— Жу-у-ули-ик! — Сын рванулся следом.— Сгущенку уворовал!

— Платить кто будет?! — Я тоже побежал.— Совхозное тащишь!

— Не трогайте его! — кричала жена.— Мне запишешь, заплачу!

Забравшись на тропу, медведь стал смотреть на нас. И мы на него, в бинокль. Моква улыбался: нос гармошкой, щеки висят.

— Хохотает,— сказал сын.— Ему хорошо — сколько сгущенки... А он красивый, правда? Блестит, ручки в бока и слюнявчик белый надел: сейчас будет кушать сгущенку.

— Прекрасный,— подтвердила жена.

— Тоже мне... Аполлон... Анадырский...— буркнул я.

Медведь между тем сидел на тропе, посасывал молоко и бросал пустые банки вниз, с интересом следя, как они прыгают по камням, блестят и звенят.

В заливе, у берега которого стоял дом, жили две семьи: полярной гагары и утки-шилохвости. Соседи со временем стали подплывать к нам запросто и выпрашивать мелкую рыбешку, кусочки галет и хлеба. Мы наблюдали за ними, за другими обитателями тундры и все чаще замечали, как понятливы звери и птицы и как четко распознают нюансы отношения человека к себе. Песец, например, точно знает, с какого числа облисполком разрешает промысел пушного зверя. Еще вчера он нахально вертелся перед домом, приглядывая, чем бы поживиться. Но вот охотник прослушал информацию областного радио об открытии пушного сезона, вышел утром на улицу, а зверек сидит метров за четыреста и ближе уже всю зиму человека не подпустит. Даже те звери, что не вступают в контакт с людьми лично, делают выводы о степени опасности данного человека, наблюдая его отношение к другим представителям животного мира.