«Кто перепоет все песни, переговорит все речи? Кто пересчитает звезды и морские камушки?» — поется в одной латышской дайне. На это так и хочется ответить: народ. Ибо сколько им перепето, сколько рассказано о себе, о своей истории, о своих традициях! Шутка ли, сейчас продолжается многотомное издание Академии наук Латвийской ССР, которое будет состоять из миллиона двухсот тысяч дайн — классических народных песен-четверостиший.
Традиционный праздник народного искусства в Гробине, в нескольких километрах восточнее Лиепаи, привлекает фольклорными концертами — выступают все, от мала до велика. Среди руин орденского замка располагается выставка-продажа изделий народных мастеров. Один из таких праздников был посвящен латышскому фольклористу, писателю и общественному деятелю Кришьянису Барону (1835—1923). Этот удивительный человек, сын крестьянина-батрака, учитель, собрал самостоятельно и с помощью друзей шестьсот тысяч дайн.
Что касается пробела насчет латышских дайн в придирчивых к словам справочниках, то он вполне объясним. Дайнами, строго говоря, назывались и называются литовские песни. Но в прошлом веке это название распространилось и на латышские четверостишия — с легкой руки немецкого ученого И. Г. Гердера, который восхищался латышскими песнями, но ошибочно окрестил их дайнами.
Обратно в невидимки?
К возвращению из нетей черноногих хорьков отнеслись очень серьезно. Журналы запестрели фотографиями, и было ощущение чрезвычайного, значительного события. В штате Вайоминг, где обнаружили колонию в шестьдесят особей, создали группу биологов, ответственных за сохранение и увеличение популяции.
Но, избежав фермерских капканов, черноногие хорьки попали в силки похуже...
Пять лет назад, когда все, казалось, так ответственно отнеслись к находке зверьков, биологи предупредили: популяция слишком мала, и любая случайность может ее уничтожить. Нужно полтысячи-тысяча хорьков, да в разных местах, чтобы угроза исчезновения отпала. Два года совещались ученые с властями штата, как лучше всего поступить, пересчитывали зверьков ночью при свете прожекторов, судили-рядили. Штат не желал упускать монополию на хорька, а чтобы создать новую колонию у себя, нужны были ассигнования. Зоопарки просили выслать им хорьков — но лишь по паре особей, что не гарантировало выживания, поэтому вайомингские зоологи зверьков не отдавали. Ждали, когда выделят средства на массовое содержание хорьков в неволе в самом штате. Но тут выяснилось, что популяция стремительно растет на свободе — восемьдесят, сто, сто тридцать! Решительный отбой тревоге!
Однако последним летом вдруг начался массовый падеж луговых собачек — основной пищи хорьков. Биологи и добровольцы продезинфицировали сто тысяч нор луговых собачек, но поздно — болезнь переметнулась на хорьков. Оставалось одно — срочно посадить всех особей в клетки, сделать им прививки, переждать эпидемию. Но деньги, деньги! Опять нужно ждать! К тому же за спорами в течение пяти лет так и не установили на опыте, насколько хорьки живучи в неволе. Решительное действие — взять всех в клетки — может оказаться смертельным ударом для популяции.
И вот последние сведения: накануне этой зимы зверьков было тридцать, а стужу они переносят очень плохо, как правило, гибнет треть, а то и две трети колонии. Так что о судьбе черноногих «видимок» пока ничего утешительного сказать нельзя.
Время добрых дел
Какой народ не любит праздники? Бирманцы — не исключение. Праздники в Бирме разные: буддийские бывают практически каждый месяц, они, как правило приходятся на полнолуния, немало и светских — день независимости, армии, крестьянина, рабочего...
Но самый популярный праздник— это, конечно, тхинджан, праздник воды, который совпадает с бирманским Новым годом. Он бывает в середине апреля и длится пять, а то и шесть дней.