Журнал «Вокруг Света» №02 за 2005 год

Так что потребовались буквально считанные минуты, чтобы окрестное мужское население, вооруженное топорами и ножами, явилось к замку Нойшванштайн. К тому же мэр небольшого городка, расположенного неподалеку от замка, прислал к его стенам всю городскую полицию и пожарную службу. Местные полицейские очень пригодились — они оттеснили незваных гостей от входа, так что комиссия так и не смогла попасть в замок.

Сам же Людвиг был в страшном волнении. Он телеграфировал императору Австрии — Бисмарку, прося защиты. Однако вчерашние друзья на помощь к нему не спешили. Зато в замок пробралась некая баронесса, жившая неподалеку. Упав на колени, она умоляла короля бежать в Тироль. Затем к нему явились две крестьянки, сказав, что жители их деревни готовы горными тропами перевести короля в безопасное место. Людвиг медлил, боясь, что из-за него в столкновениях может быть пролита чья-то кровь.

Между тем мюнхенцы, потерпев неудачу, решили изменить тактику. Был издан правительственный манифест об отстранении Людвига от престола. Теперь каждый вставший на защиту короля объявлялся государственным преступником…

Людвиг, понимая, что враги от него не отступятся, решил уйти из жизни добровольно, с помощью морфия.

И вот когда он совсем уж собрался подняться в башню, где хранилось смертоносное лекарство, дверь в его спальню распахнулась. Чуть впереди вошедших стоял психиатр Гудден, тот самый, о котором говорили, что именно он делал заключение о невменяемости короля.

«Вы арестованы», — сказал Гудден, сделав шаг к Людвигу. «Не прикасайтесь ко мне, — ответил король, — я следую добровольно»… Его привезли в небольшой замок возле озера Берг. В распоряжении короля были две комнаты с зарешеченными окнами. В присутствии на службе в местной церкви ему было отказано — жителям округи показывать короля было опасно. Прогулки же в сопровождении доктора Гуддена и двух служителей разрешили, благо вокруг замка располагался огромный старинный парк с дорожкой, ведущей прямо к берегу озера.

И вот наступило воскресенье 13 июня 1886 года — Троица. Вечером того дня в 18.45 король и доктор, взяв зонты, отправились на прогулку. На этот раз их было двое. Доктор отказался от охранников. Почему? Оттого ли, что был уверен в спокойствии короля? Или оттого, что не нужны были лишние свидетели? Из окон дворца видели, как они скрылись за поворотом аллеи, ведущей к берегу озера. Потом просчитали: до своей смерти Людвигу предстояло сделать 966 шагов.

…Прогулка ограничивалась 45 минутами. В 19.30 их ждали обратно, но они не вернулись. Все, находящиеся в замке — охранники, врачи, полицейские с факелами и фонарями, собрались и пошли к озеру. У одной из скамеек обнаружили зонты. Стали просматривать береговую линию. Прибрежный песок был взрыхлен следами. Около одиннадцати вечера пропавших нашли в 20 шагах от берега.

В книге «Die letzten Tage Konig Ludwig II», вышедшей в Германии вскоре после гибели короля, читаем: «Сущность дела покрыта мраком неизвестности. Искал ли несчастный монарх освобождения от смерти или хотел бежать? Ничего неизвестно. Таков был конец человеческой жизни, который поразил весь мир; конец человека так богато одаренного. В старом фолианте предсказателя Нострадамуса говорилось, что на тот год, когда великая пятница будет на св. Георгия, Пасха на св. Марка, а праздник Тела Христова на св. Иоанна (все, что совпало с 1886 годом), нужно ожидать большого горя. И точно: еще не прошли все вышеупомянутые праздники, как предсказание Нострадамуса сбылось».

Одни склонялись к версии о самоубийстве короля — он и сам говорил об этом неоднократно. Другие, и их было большинство, думали иначе, объясняя ссадины на лице Гуддена тем, что Людвиг сопротивлялся, мешая доктору привести приговор над собой в исполнение. Якобы доктор, прижав к лицу короля платок с хлороформом, думал затем утопить его, инсценировав самоубийство. Но холодная вода вернула Людвигу сознание. Между ними началась борьба. Задушив доктора, обессиленный, полуотравленный хлороформом король уже не нашел в себе сил выбраться из воды.

Но тем не менее все выдвигавшиеся версии так или иначе оказывались бездоказательными, и, видимо, правы были современники, писавшие: «Смерть Людвига покрыта тайной еще более непроницаемой, чем его жизнь».