Журнал «Вокруг Света» №03 за 1987 год

На Гваделупе по внешним признакам не было ничего похожего. Но спустя полгода после бурных событий посвященные люди рассказали мне следующее. Несколько лет назад власти изъявили желание перенести административный центр из Бас-Тера, лежащего у подножия Суфриера, в Пуэнт-а-Питр. Последний давно уже стал экономической столицей острова, там построен международный аэропорт, на берегу оборудованы дивные песчаные пляжи, вдоль которых выросли новые роскошные отели и жилые дома. Короче, переезд весьма скрасил бы жизнь чиновникам и их семьям.

Однако проект натолкнулся на решительное сопротивление бастерцев; богатые и бедные, приверженцы правящей партии и оппозиции — все как один, позабыв распри, дружно восстали против переезда, обрекавшего их город на окончательное увядание, а многих жителей на разорение.

Но вот природа, словно по заказу, преподнесла им нечаянный подарок в виде извержения. Перед лицом грозящей опасности эвакуируют население и — конечно же! — административные службы. Пока их временно размещают в Пуэнт-а-Питре. Если катаклизм произойдет, власти удостоятся похвалы за расторопность и префектура навечно осядет в «безопасном месте». Если не случится ничего серьезного, что же, всегда можно сказать: «Профилактика лучше лечения». Жителям по прошествии нескольких недель разрешат вернуться, ну, а префектура останется в Пуэнт-а-Питре: ведь на ее перемещение уже ушло столько денег, что глупо вновь тратить уйму времени, энергии и средств на возвращение в Бас-Тер...

Такими предположениями поделились со мной многие бастерцы, добавив при этом: «Вы спутали карты префектуры, заявив во всеуслышание, что никакая опасность не грозила и, следовательно, эвакуация была напрасной». Не стану судить, обоснована или нет выдвинутая в разговорах со мной гипотеза. Готов согласиться, что в отличие от прогнозов по поводу извержения она не до конца подтверждена фактами...

Продолжение этой истории можно считать вполне логичным: правота не доводит до добра. В моем случае санкции последовали незамедлительно — приказом директора я был отстранен от руководства отделом вулканологии в Институте физики Земли.

Единственный полезный урок, который следует извлечь из этого дела, заключается в том, что, когда наука вплотную соприкасается с социальными проблемами и особенно когда речь идет о жизни людей или благополучии населения, нельзя полагаться лишь на титулы и звания, а следует учесть объективные данные, собранные компетентными специалистами.

Хочу отметить такой нюанс. Некоторые вулканологи поначалу настороженно встретили мои категорические выводы. По их мнению, следовало дождаться окончания извержения, провести все лабораторные анализы и лишь затем делать заключения. Тот факт, что я побывал на вулкане и видел все в непосредственной близи — ближе, чем мне хотелось бы! — представлялся им скорее минусом, чем плюсом. Вообще в их глазах я придал вулканологии слишком «спортивный» характер. Полагаю уместным внести в это ясность.

Совершенно верно: я не скрываю, что намеренно связал исследовательскую деятельность, по своей природе строгую и малопоэтичную, с так называемыми тривиальными радостями, которые приносят физическое усилие, товарищество и пережитый риск. Таково уж свойство моей натуры. Однако дело не в этом. Наш подход к вулканологии покоится на постулате, что наиболее полные наблюдения и самые точные измерения следует производить в тот момент и в том месте, где происходит извержение. А это место редко бывает легкодоступным (если вообще доступным), так что надо заранее быть готовым к предстоящим трудностям.

Как соразмерить степень риска? Готового ответа тут быть не может. Однако примечательно, что, дав примерно двадцать пять официальных консультаций по просьбе правительств или местных властей, я лишь дважды пришел к заключению о неминуемой опасности для населения со стороны извергающегося вулкана. Во всех остальных случаях страхи не соответствовали реальной угрозе.

Окончание следует

Перевел с французского Ю. Мельник

Гарун Тазиев

Живые звуки океана

Волны то возникали, расплескиваясь гулом и шорохом, то с непонятным скрипом исчезали, чтобы тотчас появиться вновь. Правда, на научно-исследовательском судне «Профессор Штокман», на котором находилась экспедиция Института океанологии имени П. П. Ширшова, лишь один Алексей Островский вслушивался в... этот акустический шторм, бушевавший в океанских глубинах. Островский — старший научный сотрудник лаборатории сейсмических исследований геолого-физического сектора, и акустика вроде бы не совсем его профиль работы. В институте эта наука выделена в особый сектор наравне, скажем, с биологией или геологией моря, здесь работают и физики, и математики. Но сегодня акустика настолько сроднилась с сейсмологией, что появился даже новый термин — сейсмоакустика.