Пайман (с горечью):
Есть от чего прийти в отчаяние: хорошая «пьеса», плохое исполнение… (Меняя тон): Нет, ностальгии по исчезнувшей стране я не чувствую ни малейшей: у меня успел выработаться к ней железный иммунитет. Уж слишком это был скучный и мелкобуржуазный проект — Германская Демократическая Республика. Интерес в нем представлял только побочный эффект: в результате дурацкого общественного эксперимента искусство получило множество выдающихся молодых людей. Не успели они начать свой путь, как оказались сбиты с ног запретами и цензурой — это очень болезненно, но закаляет таланты. Кстати, и Брехт ушел, в сущности, во внутреннюю эмиграцию, когда осознал, что не может дышать воздухом мещанской диктатуры. Я сам из того, послевоенного поколения. Я помню, как счастливы мы были, что нацистский милитаризм наконец ушел со сцены. И я помню, что мы тогда подразумевали под демократией — создание эффективных механизмов, которые никогда больше не допустят войны. И все. Остальное само собой пойдет хорошо. Конечно, получается идеализм в чистом виде. Собственно, Германия ведь родина идеализма, она заражена им безнадежно от Гегеля и Фихте до Маркса. Мы, например, мечтали так: прибавим к Гегелю и Марксу практические методы Ленина или Мао и закроем все вопросы истории. Этой мыслью и руководствовались, пока не осознали весь ее ужас. Но оказалось «поздно»: театр-то уже основан, и дееспособный театр! Для него, написавшего на своих знаменах лозунг «Показать людям путь к лучшему миру!», крушение социализма, конечно, стало катастрофой…Автор:
И это значит, что теперь вы работаете «просто так» — без идеала?Пайман:
Ну, есть неизменный идеал — искусство. Оно всегда готово снять все противоречия и оставить нам только красоту и сочувствие. Посмотрите, например, на средневековую живопись — в ней два мотива: эротический и страдательный. Мария и Христос. Желание прекрасного и солидарность с бесправными — вот все, что нужно художнику во все времена.Автор:
С тем, кто так говорит, не поспоришь, но как вашей декларацией пользоваться на деле?Пайман (энергично):
Срывать маски с тех, кто распоряжается людскими судьбами, как это делали и Мольер, и Брехт, и мой предшественник Хайнер Мюллер. Показывать смехотворность так называемой власти. Делать все, чтобы мы ИХ (!) не боялись, и продолжать жить по своим правилам, проявляя солидарность и сострадание друг к другу. Неустанно искать красоту.(После выразительной паузы):
Немецкий журналист здесь обязательно спросил бы меня: «И таким образом вы надеетесь добиться для людей лучшей жизни?..»Воспитание рода человеческого — слишком деликатное дело. С ним надо осторожно обращаться, особенно если учитывать потенциальную силу прямого воздействия на зрителей. В течение тринадцати лет я служил, как вы знаете, директором Бургтеатра в Вене. Так вот: знаете, почему это заведение было построено? Потому что император Франц-Иосиф однажды сказал: «Я хочу подарить моим венцам подлинно национальный театр, чтобы они лучше себя вели». И с тех пор, если популярный артист из тамошней труппы выходил на сцену, например, в роли Лопахина, надев белые перчатки, на следующий день такие же покупала себе вся столица.
Автор:
Возможно, австрийцам просто свойственна особая восприимчивость к художественному примеру? Вряд ли после вашей «Кураж» берлинцы выйдут на улицы с барабанами.Пайман:
…Ну, Берлин вообще варварский город. Здесь публика ощущает себя «столичной», оставаясь на деле глубоко провинциальной. Макс Рейнхардт бежал из Германии не только от нацистов, но и от берлинцев… А я еще в самом начале карьеры сказал, что хочу быть колючкой в заднице местного истеблишмента.Автор:
Сегодня левые вас упрекают в том, что именно ею (колючкой) вы и не являетесь.Пайман:
Видите ли, ситуация на Западе такова: люди, в чьих руках сосредоточилась реальная власть и с которых следовало бы спросить за то, что происходит в мире, выглядят вовсе не так, как мы себе их раньше представляли. Милые, образованные люди…Автор:
…Которые с удовольствием ходят в ваш театр…Пайман:
…И меня приглашают к себе в гости. Все эти промышленники, банкиры, политики, про которых мне все кристально ясно: они продажны, они — истинный и главный источник несправедливости.Автор:
Враг замаскировался?Пайман:
Да, он стал как бы невидим. С кем бороться? Почему, если все сильные мира сего так благонамеренны, умеренны, умны, доброжелательны, повсюду продолжают твориться ужасы?В шекспировском «космосе» источник несчастий всегда на виду: коварный Ричард, преступный Макбет. Во времена Горького или Достоевского мы твердо знали противника: это тот, кто нас эксплуатирует и унижает. Даже когда шла Вьетнамская война, жизнь еще представала в чуть более простом виде: не правы американцы, они ведут войну против народа, который борется за независимость. Сегодня же проблема критики затруднена до предела: нет ни одного общепризнанного злодея!