Журнал «Вокруг Света» №03 за 2009 год

«На норвежскую сторону камеру не поворачивать!» — строго окликнул сопровождающий. «А что, нас видят?» — спросил я с невинным видом. Майор даже не улыбнулся: «А как же. Повернете объектив к их инженерному объекту, мгновенно протест пришлют».

На одном из участков здешняя граница захватывает небольшой плацдарм на левом норвежском берегу Патсойоки. Плацдарм этот совсем невелик — в квадратную версту (около 1,2 км2) — и соединяется с «большой землей» все той же плотиной ГЭС. Уже родной нам уазик погранслужбы остановился именно тут, напротив выступа, в десятке метров от въезда на нее. Перед нами — крутой склон «классического» фьорда, где все открыто и видно, как на макете: там из перелеска поднимается маковка церкви, над ней — желто-черное здание норвежской заставы. По другую сторону от храма — чистенький, как из набора LEGO, домик, тоже норвежский.

«А церковь снимать можно?» — «Ее можно. Она наша…»

Действительно, самая что ни на есть наша — построенная еще в 1565 году, при Иване Грозном, преподобным Трифоном Печенгским, просветителем и крестителем лопарей. Точнее, нынешнее здание — увы, не подлинник, тот был сожжен в конце 1939-го или начале 1940 года, но позднее его в точности отстроили по фотографиям. А рядом — еще одно культовое сооружение: как велел великий князь Алексей Александрович в 1870 году поставить храм на северном рубеже России, так и стоит тут. Хотя и он продержался совсем нетронутым не всю жизнь — в 1944 году обгорел и лишь в 1992-м отремонтирован. Дело в том, что, осмотрев еще первозданную церковь святителя саамского, сын Александра II огорчился неблаголепию «избушки» и пожелал видеть невдалеке что-либо более соответствующее престижу империи. Храм был срублен в Архангельске и в три сезона доставлен на Паз. Савва Мамонтов докупил сруб гостиницы. Так рядом с тупами лопарей вознесся целый комплекс христианской цивилизации.

Впрочем, нечего иронизировать над великим князем — тогда этот край посещался не одними пограничниками и инженерами ГЭС. В начале XX века из Печенги в Вадсё стали совершать регулярные рейсы норвежский и русский пароходы. Архангельский вице-губернатор Дмитрий Островский в 1881 году записал: при впадении Паз-реки в губу стоит усадьба норвежского станового (ленсмана). Зайдя в дом, он «встретил нескольких англичан и семейство русского священника от церкви Бориса и Глеба. Англичане приезжают каждое лето ловить семгу» у водопада рядом с церковью.

При взгляде на современную карту кажется, что церковь специально вдвинута наподобие редута в норвежскую территорию, но на самом деле — и так, и не так. Она стояла здесь, когда граница еще вовсе не была обозначена, но играла именно роль форпоста — зримого знака православного присутствия. А в 1826 году объявили наконец о демаркации территорий между Россией и Швецией,  в состав которой входил тогда норвежский Финнмаркен. Николай I отрядил для этой цели подполковника Валериана Галямина, которому посчастливилось выслужиться в деле декабристов. Перед офицером инженерных войск стояла задача — выяснить рубеж исконно русских земель и провести границу в соответствии с ним. Но петербургский посланник с непостижимым равнодушием отнесся к государственным интересам империи. Напрасно лопари указывали ему на целую приходскую зону, сложившуюся вокруг церкви Бориса и Глеба, — он с легким сердцем согласился отступить на Паз, как на том настаивали шведско-норвежские делегаты. Они-то, в отличие от Галямина, прекрасно ориентировались в местной топографии. Сговорчивый подполковник подписал официальную карту, подготовленную ими, и получил за это орден Меча плюс золотую табакерку с бриллиантами и личной монограммой короля Карла XIV Юхана. Современный глаз сразу заподозрит в чиновнике коррупционера, но справедливости ради замечу: преступный умысел у него, вероятно, отсутствовал. Ходили слухи, что сам министр иностранных дел граф Карл Нессельроде напутствовал подполковника: «Отдайте им, что попросят. Наших интересов там нет».

Но что было делать с храмом Бориса и Глеба — неоспоримо русским и все же расположенным на том, теперь иностранном берегу реки? Шведы не смогли проигнорировать очевидный и общеизвестный на севере с XVI века пограничный гурий. Межа, отодвинувшись на восток, зацепилась за церковку, как за кованый гвоздь. Правда, подданные Карла Юхана вытребовали себе за уступку другие земельные угодья, уже справа от устья реки. Но, очевидно, подвижничество и личная инициатива Трифона не только позволили русскому населению, сплотившемуся вокруг монастыря, освоить северные пространства, но и остались внешнеполитическими факторами до наших дней.

Будни и праздники