Журнал «Вокруг Света» №05 за 1987 год

— Наверное, снег под полозьями,— сказал сын.— Мне тоже чудится.

Мы пошли дальше. Я стал слушать поскрипывание снега под полозьями нарт, под ногами и собачьими лапами. Нет, оно не похоже на померещившееся пиканье. Наверное, тишина играет шутки. Бывает, идешь в зимней тундре, а вокруг тебя шелестят человеческие голоса, смех, вскрики...

— Сейчас бы пельменчиков,— мечтательно сказал сын.

— А?..— Я огляделся, на юго-западе догорал малиновый закат, отблески его текли по темным склонам, чисто и пронзительно глубоко синело над головой холодное небо.— Пельменчиков? Да-а, пожалуй.

Мы выбрали намет под метровым пойменным уступчиком, вкопались в него и поставили палатку. По уступу широко и густо торчали заледенелые руки кустов, и там никто без треска и звона не подойдет, даже самый ловкий зверь.

После ужина сын вдруг удивленно посмотрел на меня:

— А почему вода подо льдом не замерзла?

— Хм. Действительно. Ведь как там ни тепло, а температура минусовая. Ну, в ручье хоть бежит, а на плесе почти неподвижна. Подожди, подожди...

Так ведь Номкэн в переводе — Теплая! Тут, наверное, есть горячие источники. Вот вам и тайна полыней и туманов. И подледных чертогов. Ясно? А теперь давайте спать.

На улице заскулила Шушка. Жена откинула полог.

— Запуталась, бедная. Сейчас выйду... Ой, да вы посмотрите, что творится! Луна-то, луна!

Мы выскочили на улицу.

Луна огромным диском застыла над горами. От ее нижнего края в долину падал широкий желтый столб света. А по бокам висели многоцветные дуги. Каждая состояла из сливающихся на стыках полос. Ближние, фиолетовые, подковами охватывали луну и нижними концами упирались в горы. К ним примыкали яркие красные полосы. Потом следовали оранжевые и желтые. И каждая, чем дальше от луны, тем короче по высоте и шире. Получились цветные треугольники, обращенные вогнутыми основаниями к луне. Из вершин их в стороны, в безмерное пространство, истекали желтые конусы. Призрачный свет наполнил небо и долину, залил горы и снега. Все разбухло в красновато-желтых потоках. Такого мы еще не видели.

— О-ей! — прошептал сын.— Что теперь будет?

— Я могу сказать только одно — еще и погода изменится. Но это уже не колдовство, а деловой прогноз, Великая Наука. Или будет сильный мороз, или ветер...

Мы легли спать, но часа через два прямо-таки подскочили от пропитанного ужасом визга Огурца. На сей раз рычал и Пуфик, толкая меня носом. Я вышел. Над тундрой плыли волчьи голоса. Луна поднялась высоко и уменьшилась, словно отдалилась от Земли. Гало растаяло. Чистые потоки лунного света серебрили темные снега гор, тонули в черных зарослях кустарника. Иди разгляди что-нибудь в них!

Волки разговаривали высоко в горах. Вначале звучал длинный, низкий и могучий голос. По очереди ему отвечали из разных мест голоса пожиже. Некоторые подрагивали, и в них явственно чувствовались вопросы. «Наговорив» две-три минуты, стая умолкала ненадолго. Затем снова раздавался властный и могучий голос. Все это напоминало последнюю перекличку, уточнение заданий перед серьезной работой.

Расстояние до животных по вою определить трудно, особенно в горах. Но Пуфик и Дуремар постепенно успокоились, а голоса вроде бы отдалились. Я вернулся в «дом»...

Утро встретило теплом и серой мглой. Под ней в низовьях долины таяли ночные тени. Оранжевым частоколом горели зубья гор на северо-востоке. Тонкими гаснущими лучиками звезд мерцало чистое небо. Мгла не мешала игре красок. Казалось, смотришь вокруг через чуть запыленное стекло.

— Немного не дошли,— сказала жена.— Вот она, Желтая сопка.

Пологий чистый скат на правом берегу, ведущий к плоской верхушке, начинался метрах в трехстах от ночевки. И под ним, посреди речки Номкэн, тягуче клубился пар. Полынья.

— И увиделась сопка Желтая на краю земли, за туманами.

— Точно. Давайте осмотрим полынью, оставим рядом нарты и слазим вверх, чтобы окончательно убедиться. За Желтой должна быть сопочка с камнем.

— А еще голова с шеей,— напомнил сын.

Против полыньи мы привязали собак и осторожно пошли к воде. Она журчала широкой полосой на мелком перекате. Сквозь светлые волны рябили галечники. Вода медленно выплывала из-под затянутого льдом плеса выше переката, освобожденно отплясывала жадный и веселый танец и вновь возвращалась под ледовые оковы.

В метре от переката лед начал потрескивать.

— Стоп! Ближе нельзя.

Я пошел вокруг полыньи. Перед перекатом, на плесе, лед был гораздо толще. Можно стоять на самом краю.