Журнал «Вокруг Света» №09 за 1960 год

Посреди городской площади на высоком пьедестале из черного камня они увидели обломки статуи, похожей на ту, которая потрясла Рапозо и его спутников. По несчастью, ураган буквально унес вьючных животных, консулу и его людям пришлось немедленно вернуться.

Жаль, что даже в странах, к которым романтическая история, рассказанная мной, больше всего относится, осведомленность о своем крае приблизительна. Между тем и местные бразильские и зарубежные высокоэрудированные ученые сходятся на мнении, что, лишь признав существование древней, забытой цивилизации, можно найти ключ к разгадке тайны разрушенных и затерянных городов, замечательной посуды, скульптур и надписей отдаленных веков.

Один весьма образованный бразилец писал: «Изучение континента убедило меня в том, что Бразилия представляет собой страну, где сейчас можно искать и находить следы древнейшей цивилизации коренных жителей Южной Америки. И мне отнюдь не кажется удивительным, что в малоисследованных лесах ее найдутся руины древних городов».

Я уверен, что поиски эти, несомненно, представляют интерес для всего мира, ибо что может быть увлекательнее, чем проникновение в тайны прошлого, бросающие свет на историю всемирной цивилизации.

Рисунки М. Митурича

Сокращенный перевод С.С. Серпинского

 

Хосе Мария Санчес. Лалу

У меня сохранилось смутное, но приятное воспоминание о Лалу. Помню странного вида лодку, гудение раковины над тихой бухтой, оживленный шум, доносящийся с пристани и ближних ферм. Этот непередаваемый, полный таинственности звук чудится мне до сих пор. Он как бы поднимается над дымкой прошедших лет и обладает чудесной силой вызывать уже ставшее привычным щемящее чувство тоски по родине. Я родился на острове и поэтому, может быть, пристрастно отношусь к старым жителям архипелага, чьи представления в наше время не выдерживают натиска жалкой действительности, враждебной всякой фантазии, всякому порыву воображения.

Горько становится, когда видишь, что островитяне потеряли свойственную им способность испытывать восторг перед близостью тайны, что родники легенды и фантазии иссякли, высушенные трагедией, которую ежедневно переживают жители островов.

История немого Лалу глубоко волнует меня. Без преувеличения можно сказать, что он обладал необыкновенным духовным развитием. Неустанные скитания по спокойным водам бухты и прибрежным кустарникам, полным неясного таинственного шума, дали Лалу неожиданные и глубокие познания. В конце концов у него сложилась как бы вторая натура, таинственная сила которой была недоступна пониманию островитян и — чего греха таить — не вызывала их симпатий.

Островитяне относились к Лалу с недоверием, хотя прекрасно знали его доброту, которой так и светился благородный облик рыбака.

Почти все подробности его не обыкновенной жизни уже забыты. Сохранилось воспоминание только об одном трагическом и поучительном событии, в котором Лалу играл самую главную роль... Эта легенда передавалась на острове из поколения в поколение.

Лалу родился в южной части острова Пастора. О его раннем детстве и рассказать-то нечего. Вероятнее всего, оно протекало тихо и спокойно, в незатейливой обстановке небольшого островка, затерянного в море. Море было везде. Его открытая даль была неизменным фоном всех событий. Только иногда, может быть, при западном ветре к вечному шуму моря присоединялся волнующий гул сельвы, отделенной от острова зеленоватой водой пролива, глубокого, как пропасть. Но близость сельвы не привлекала внимания Лалу. Только море, вездесущее, могучее, манило его с непонятной, неодолимой силой. Он рос и креп под лучами жаркого солнца и порывами злого ветра, шумевшего в кустарниках на берегу.

Лалу не играл со своими сверстниками: мальчик не мог произнести ни одного слова. Он чувствовал себя бесконечно одиноким. Мало-помалу Лалу создал свой особый мир чувств и мыслей, в туманной глубине которого он находил ответы на серьезные вопросы, встававшие перед ним на каждом шагу.

Говорят, его слезы трогали сердца даже самых черствых людей. Если какая-нибудь неприятность выводила его из обычного равновесия, Лалу плакал, сотрясаясь от отчаянных, но безмолвных рыданий. Это напоминало простодушным островитянам стон маленького несчастного и беззащитного животного...

Лалу был смел и ловок. Он мог с непревзойденной грацией прыгнуть с лодки в любом, самом невообразимом и опасном месте и глубоко нырнуть. Старики, наблюдавшие за ним из окон жилищ, прилепившихся на самом верху скалистого берега, не могли скрыть своего недовольства поведением юноши. Люди пугались, видя, как Лалу, почти обнаженный, стремительно несся под водой, будто морское дно было для него родным домом. Черная голова мальчика выныривала на немыслимо далеком от берега расстоянии.

В сумерках Лалу возвращался в бедное жилище родителей. Его чистые, глубокие как море глаза горели восторженным огнем.