Журнал «Вокруг Света» №09 за 2006 год

На смену этим порядкам пришла система строго формализованных доказательств, когда государство должно было закрепить за собой право решать, кого и как судить. При Иване Грозном избираемые народом губные старосты, или целовальники, приезжали в населенный пункт и проводили допрос всех его жителей. Подозреваемых в преступлениях допрашивали с пристрастием в лучших традициях розыскного процесса. И уже не потерпевший выступал обвинителем и следователем — государство взяло на себя функцию уголовного преследования. «Преступлению придается значение не обиды, нанесенной потерпевшему, а пощечины, которую «вор» закатил государству», — пишет о тех временах профессор Сергей Пашин.

Петр Великий на долгие века встроил отечественный суд в свою жесткую вертикаль власти. Судебная система теперь состояла из Сената, юстиц-коллегии, судов провинциальных, городовых, надворных и военных. Дела же против госвласти разбирались в Преображенском приказе и Тайной канцелярии. Екатерина II только усилила этот немецкий «орднунг», сделав процессы придатками исполнительной власти настолько, что губернаторы теперь утверждали решения судебных палат. Всякая относительность доказательств и судебного решения исключалась: если приговаривают, то только на основании неопровержимых доказательств (читай: признания под пыткой), но и оправдание ждет лишь тех, чье дело полностью рассыпалось в суде. Неудивительно, что когда в 1801 году были запрещены пытки, подавляющее большинство дел вообще перестало доходить до залов заседания!

Так продолжалось до тех пор, пока новую реформу не задумал озабоченный вопросами права и справедливости царь-освободитель Александр II.

Новые судебные учреждения создавались императорским манифестом от 20 ноября 1864 года. Там же подчеркивалось, что власть вновь создаваемых судов распространяется «на лица всех сословий и на все дела, как гражданские, так и уголовные». Сохранялся при этом, впрочем, и ряд особых судов — духовные, военные, коммерческие, волостные для крестьян и «инородческие». Гласность, устность и состязательность процесса — вот что отныне поднималось на щит. Именно тогда прокуратура превратилась в орган, надзирающий за следствием. И хотя защитник вступал в процесс только после того, как следствие заканчивалось, обвиняемый обладал весьма широким набором процессуальных прав и мог принимать участие во всех действиях по дознанию. Более того, он имел право обжаловать действия следователя. Далее: провозглашались независимость и несменяемость судей от всяческих и любых властей Империи. Появились у нас тогда и мировые судьи, которые избирались на три года земскими собраниями и городскими думами, чтобы рассматривать незначительные дела. Но главным достижением оказалось введение суда присяжных, с участием которых стали устраивать уголовные процессы.

Современники обращали внимание и на гуманность новой системы, особенно по сравнению со старой. Действительно, исходя из либерального принципа («лучше простить несколько виновных, нежели осудить одного невиновного»), реформированный суд в среднем оправдывал до половины всех привлеченных к ответственности по уголовным делам, а 7—8% признанных виновными освобождал от отбытия наказания. Так, из 2 000 мужчин и 250 женщин, привлеченных к уголовной ответственности в округе Московской судебной палаты в 1899 году и осужденных (каждый второй — за кражи и разбой) к каторжным работам, приговорили всего 19 мужчин и 2 женщин. Из 83 подсудимых, виновных в «смертоубийстве», в Сибирь отправили лишь четверых мужчин. Хотя эта система и приводила порой к более чем спорным и даже опасным результатам, достаточно вспомнить оправдание Веры Засулич, откровенной террористки, стрелявшей в питерского градоначальника. По мнению ряда историков, это судебное решение во многом дало толчок разгулу террора в России.

И все же реорганизация прокуратуры, появление плеяды блестящих адвокатов, мировая юстиция и, наконец, упомянутый суд присяжных быстро преобразили отечественное правовое поле. Из «аутсайдеров» Россия сразу перешла в число самых цивилизованных стран Европы с точки зрения судебной. Увы, ненадолго. Вскоре консервативная реакция отменила или ограничила многие завоевания реформы, а революция 1917 года, по сути, вернула суд в первозданное состояние. Роль судоговорения свелась к минимуму, адвокат выполнял строго формальную функцию, во главу угла были поставлены формальные доказательства, главным из которых считалось пресловутое признание. Его и добивались, применяя пытки, перед которыми бледнели «достижения» инквизиторов.

Взамен разрушенной революционными актами судебно-следственной системы был выстроен целый аппарат при исполнительной и партийной власти. Главными его задачами считались защита социалистического строя и борьба с преступностью. И коль скоро была уверенность, что на каждую успешную веху советского государства враг непременно ответит очередным выпадом, то, значит, суд обязан был все быстрее и жестче расправляться с этим врагом.