Сегодня у нас почти нет ни пионерских лагерей (есть детские, но они сравнительно немногочисленны), ни соцлагеря (хотя проплаченные сателлиты остались — только бунтуют, как Белоруссия, все чаще). И ощущения страны как единого боевого лагеря — был и такой термин во дни Великой Отечественной — нету тоже. И гуща, если честно, стала какая-то жидкая. Видимо, лагерный период русской истории в прежнем смысле закончен. Хотя Даль, толкуя слово «лягирь», указывает еще одно его значение — «отстой».
Видимо, под этим названием и войдет в русскую историю эпоха, сменившая застой и перестройку.
Творчество техноэволюции
В апреле 2009 года престижный научный журнал Science сообщил о микробиологическом открытии — в длинной серии опытов были выявлены функции 12 генов дрожжей S. cerevisiae. Результат далеко не сенсационный и мог быть опубликован в узкоспециальном журнале, если бы не одна особенность. Всю работу (от выдвижения гипотез и планирования экспериментов до их проведения и формулирования выводов) выполнил «Адам» — автоматический исследовательский комплекс, создававшийся с 1999 года в Университете Аберистуита в рамках проекта Robot Scientist («Робот-ученый»). Его разработчикам осталось лишь подготовить статью к публикации. Освободившееся время они тратят на «Еву» — новую интеллектуальную установку, которая займется поиском лекарства от малярии. «Адам» будет помогать ей с подготовкой дрожжевых культур для биохимических тестов.
Пример «Адама» и «Евы» вновь поднимает старые вопросы: могут ли машины мыслить, способны ли они к творчеству и как далеко может зайти их развитие? В трактате Summa Technoligiae («Сумма технологии»), опубликованном в 1963 году, фантаст и футуролог Станислав Лем задавался вопросом: «Говорят, что можно будет автоматизировать только нетворческую умственную деятельность. Где доказательства?» И сам же отвечал: «Их нет и, более того, не может быть». За прошедшие полвека универсальный искусственный интеллект так и не появился, и специалисты стали скептически оценивать креативные возможности машин. Даже когда компьютеры безоговорочно превзошли человека в шахматах, в этом не усмотрели проявления машинного творчества. Перебор вариантов, пусть даже оптимизированный за счет отбрасывания бесперспективных ветвей, непохож на творческий акт человека, сразу открывающий нам верное решение.
Проблема состоит в том, что непосредственно мы воспринимаем творчество лишь субъективно, как форму своей собственной деятельности. Мы готовы допустить аналогичную способность у других людей, поскольку они похожи на нас. Но можно ли в принципе говорить о творчестве в применении к системам, очень далеким от человека? С антропоцентрической точки зрения, для которой ключевым элементом творчества являются сопровождающие его внутренние переживания, мы никогда не сможем ответить на этот вопрос. Но с позиции внешнего объективного наблюдателя мы видим, что люди появились на Земле в результате биологической эволюции. Если не предполагать, что способность к творчеству возникла у нас благодаря вмешательству сверхъестественных мистических сил, то нельзя исключить зарождения аналогичных способностей и у технических систем, тем более что их развитие во многом подобно развитию жизни.
Две эволюции
Все в той же «Сумме технологии» Лем проводит параллель между биологической и технологической эволюцией. Адаптация к экологическим и рыночным нишам порождает новые виды организмов и модели устройств, которые, достигнув расцвета, вытесняются более совершенными конкурентами. Когда в череде модификаций возникают глубокие принципиальные усовершенствования, они поначалу могут выглядеть неэффективными и даже делать своих носителей более уязвимыми. Но открываемые ими качественно новые возможности позволяют захватывать пустующие ниши, а потом успешно вторгаться и в занятые.