Журнал «Вокруг Света» №12 за 1987 год

Другие стаи тех же щурок набирали высоту раньше и, поднявшись над смотровой площадкой орнитологов на 300—400 метров, с ходу, не задерживаясь, улетали за хребет. И наконец уже днем появились осоеды — довольно крупные пернатые хищники. Молча покружившись над Главным хребтом и набрав высоту, они пошли через вершину Хакель высотой 3500 метров.

День за днем дневник наблюдений Владимира Михайловича пополнялся новыми фактами. Он отметил такую закономерность: если на равнине птицы обычно летят и в непогоду, то здесь часть оседает на скалах ниже перевала, другая возвращается в предгорья. Пролет через перевал начинается с утра, когда птицы ночуют у хребта, а если стаи появляются у перевала часов в 11 —12, значит, опускались на ночь в долину.

Случалось и так: над Клухором солнце, а пролета нет. Должно быть, где-то далеко впереди затаилась вызревшая над морем гроза и мудрый инстинкт велит птицам: «Пережди!»

Но бывало и наоборот: непогода только разворачивает свой дождевой или снежный фронт, еще только собирает силы, а пролетные стаи торопливо текут через перевал, спеша уйти от догоняющих облаков. Многое в поведении птиц зависит и от ветра: горы дробят его на воздушные потоки, и стаи не всегда могут заранее учесть их направление и силу.

Как-то в один из дней Поливанов наблюдал за пролетом ласточек. Погода стояла ветреная, и птицы летели под защитой хребта, прижимаясь к скалам. Но едва ласточки поднялись над хребтом, выходя к перевалу, как мощный встречный поток остановил их. Птицы будто уперлись в невидимую стену. Несколько раз они разворачивались, отходили вниз, а потом, словно набрав разбег, снова штурмовали перевал. Так и не осилив ветра, ласточки ушли назад, в предгорья.

В ненастье птицы если и летят через хребет, то только в самой низкой точке, по коридору перевала. Зато в ясные дни, когда от горных склонов восходят мощные воздушные потоки, птицы легко идут над вершинами. Так, без всяких помех, шутя, прошли над Хакелем золотистые щурки и осоеды.

Несколько лет назад Поливанов видел, как канюки перелетели через Домбай-Ульген — «Убитый зубр», самую высокую вершину Тебердинского заповедника (4047 м). Сравнивая данные наблюдений за несколько лет, Владимир Михайлович заметил, что в случае какой-то чрезвычайной ситуации летят через горы даже и те виды птиц, которые обычно обходят их стороной. Так в 1980 году через Клухор вдруг полетели... кряквы! И не какая-нибудь заблудившаяся стая, а двенадцать-пятнадцать тысяч особей! Утки всегда облетали Кавказский хребет, идя вдоль изобильного кормом Каспия. Но в том году осень была теплая, затяжная, а потом стремительно похолодало, и они двинулись через перевал.

А в 1982 году район Домбайской поляны вдруг оглушили скворцы, никогда тут не бывавшие. Они держались с неделю, а затем тоже ушли через Клухор, хотя скворец — птица лугов, и горы для него, как и для крякв, трудное и непривычное препятствие.

Восемнадцатого сентября птицы летели торопливо и густо. Поливанов не раз озабоченно посматривал на небо — не испортилась бы погода.

Он не ошибся: на следующий день выпал первый в этом году снег. Уже вечером, сидя в палатке, Владимир Михайлович вдруг услышал где-то далеко внизу глухой крик филина. Он отложил дневник наблюдений. Этот знакомый крик вернул его в 1971 год, когда он вместе с лаборантом Юрием Шибневым впервые в Союзе нашел гнездовье рыбного филина. Было это в Приморье.

Тогда Поливанов и Шибнев шли на длинной нанайской лодке вверх по реке Бикин. Хоть и не на шестах шли, а на моторе, но двигались не быстро: то порог ловил на каменный клык, то невнятный птичий крик, донесшийся из неокрепшего весеннего леса, поворачивал на себя остроносую лодку. Уже после обеда встретили у отмели двух охотников-удэгейцев, чинивших лодочный мотор. Разговорились.

— Моя сверху по речке ехал, «шубу» слыхал,— сказал один из охотников.

Орнитологи переглянулись. Неужели это рыбный филин, ночной демон долинных лесов и рек?

А охотник сломил прутик, царапнул песок.

— Тут Бикин, тут основная русла... Там сосна... От нее влево десять раз ходи.. Там моя слыхал...

Распутывая бесконечный узел плесов и заводей, лодка орнитологов пробивалась все выше по течению. А по берегам стоял глухой, нетронутый лес. И вдруг, пересилив стук мотора и шорох набегающей на берег волны, донеслось:

— Фуу-буу! Фуу-буу!

Поливанов торопливо выключил мотор. Лодку, как оглушенную рыбину, медленно понесло по таежной протоке. Могучие кедры на крутобережье подпирали пылающие вечерние небеса, кутались в первые туманные перевязи черемухи, темнели листвой огромные ильмы и тополя. И снова пронесся над лесом властный крик птицы...

Владимир Михайлович круто вывернул руль и бросил лодку к берегу. Орнитологи двинулись в глубь леса.

Сверху опять грянуло уханье, прокатилось эхо. Шибнев осмотрелся и на высоком ильме увидел двух филинов. Один, раздув белое пятно на горле и приподняв крылья, кричал и, возбуждаясь, когтил лапами обломанную ветку. Едва смолкал один, начинал другой. Желто светились их круглые глаза.