Журнал «Вокруг Света» №12 за 2007 год

Вернемся, однако, к театральному проекту. Сам байрейтский Фестшпильхаус, вопреки расхожему мнению, был возведен не на деньги короля, а на заем, официально предоставленный Вагнеру баварской казной (этот кредит, кстати, был полностью возвращен вдовой композитора к 1906 году). Плюс — на строительство пожертвовали немалые средства музыканты — среди них Ференц Лист и Ханс фон Бюлов. Последнего от великодушного поступка не удержало даже то, что Вагнер увел у него жену — дочь Листа, Козиму. Более того, расторжение брака Козимы и Бюлова состоялось почти одновременно с закладкой Дома (к этому времени она уже успела родить Вагнеру троих детей). Впоследствии Бюлов стал и одним из первых дирижеров Фестиваля, «отомстив» его основателю лишь однажды брошенной где-то фразой: «В своих творениях он возвышен, а в поступках — низок»...

  

Винифрид Вагнер, сноха композитора, сопровождает близкого друга семьи Адольфа Гитлера по аллее виллы Ванфрид

Строился Байрейтский театр три с половиной года — при постоянных перебоях с деньгами и даже без заранее утвержденного проекта. За его сооружением стояли почти безрассудная решительность и невероятная энергия Вагнера, решившего «взять и просто из досок сколотить подобие большой конюшни». Даже верная Козима с некоторым ужасом писала в своем дневнике: «Они вырыли на холме яму, и из нее растет театр!» Образцом для Фестшпильхауса послужили, впрочем, не столько сельскохозяйственные постройки, сколько известный оперный театр в Российской империи, в Риге, где Вагнер однажды два года служил капельмейстером. Главные конструктивные особенности обоих строений: зал, сходящий вниз амфитеатром, «сценическая башня», в пространство которой сама сцена «укладывается» три раза (что позволяло быстро менять декорации), и «невидимая», низко упрятанная оркестровая яма со специальным полукруглым козырьком. Именно в силу этой последней особенности байрейтский оркестр звучит слегка приглушенно, «из мистической глубины». Эта специфика ставит непростую задачу перед дирижерами, но создает удивительный баланс между музыкантами и певцами, голоса которых оказываются «на равных» с музыкой, — к чему и стремился Вагнер.

К изначальной идее композитора восходит и минималистское внутреннее обустройство театра, действительно «сколоченного из досок» и лишь снаружи обложенного кирпичом. До самого недавнего времени публика сидела на жестких деревянных стульях — лишь пару лет назад их заменили чуть более удобными сиденьями (учитывая продолжительность опер Вагнера, это следует расценивать как акт высокого гуманизма). Впрочем, байрейтские завсегдатаи до сих пор приходят на спектакли с подушками, а элегантные дамы даже подбирают этот «аксессуар» в тон к платью.

«Праздник урожая»

Время проведения ежегодного фестиваля Вагнер назначил на август. Выбор не случаен: именно в этом месяце в окрестных франконских деревнях начинаются традиционные «праздники урожая», именуемые здесь «керва». В этакой музыкальной «керве», на которую потянутся «простые германцы» с корзинками свежего хлеба и фруктов, виделось Вагнеру и его великое действо: «зрители будут собираться в строго установленные дни представлений, причем приглашать я буду не только местных жителей, но и всех друзей искусства, ближних и дальних». Он даже допускал мысль, что исполняться на таких «музыкальных пикниках» будут не только его «мистерии», но и сочинения близких по духу коллег.

«Пейзанская идиллия», однако, так и не была реализована в Байрейте. Первый фестиваль открылся 13 августа 1876 года при большом и пышном стечении европейской знати… Среди журналистов, освещавших новое модное торжество, находились и два корреспондента из России, по профессии — композиторы: Цезарь Кюи и Петр Чайковский. Первый писал для «Санкт-Петербургских ведомостей», второй — для либеральной московской газеты «Русские ведомости». Ни тот, ни другой не принадлежали к числу вагнерианцев — Кюи, несмотря на личное знакомство с Вагнером, успел опубликовать статью «Лоэнгрин, или Наказанное любопытство» (о первой постановке этой оперы в Мариинском театре). Раздраженным недоумением дышали и нынешние его репортажи: «Весь Байрейт заинтересован теперь только и исключительно «Нибелунгами», ни о чем больше нет и речи».

Петр Ильич куда более серьезен, хотя от ощущения некоторой абсурдности происходящего не может избавиться и он. Так, открытие фестиваля он описывает следующим образом: «Перед моими глазами промелькнуло несколько блестящих мундиров, потом процессия музыкантов вагнеровского театра, потом стройная высокая фигура аббата Листа с прекрасной типической седой головой его, потом в щегольской коляске сидящий, бодрый маленький старичок с орлиным носиком и тонкими насмешливыми губами, составляющими характеристическую черту виновника всего этого космополитически художественного торжества — Рихарда Вагнера».