Журналист

– У меня скоро день рожденья, приходите, пацаны, будем петь, пить и девушек любить!

Девушек Окунь тоже пригласил из общаги №3. Однокурсницы Даша Веткина и Наташа Стрельцова (те самые, которые "королева" и "граната") с удовольствием приняли приглашение обаятельного рубахи-парня. Присоединился к ним и Тимофей Хабаров, сын заместителя главы города Пограничный на самой границе с Китаем, поступивший в этом же году на политологический факультет ДВГУ и поселившийся в ту же общагу №3. Тимсон с Окунем познакомились на почве любви к одной и той же особе женского пола – Русской Водке.

– Я, пацаны, иду по Покровскому парку с дикого бодуна, денег ни копья, а опохмелиться страх как охота, – рассказал Тимофей эту историю не раз и не два на самых разных совместных попойках. – И тут смотрю: сидит на лавочке этот поц и медитирует на сиську. Я ему говорю: мил человек, давай я помогу тебе эту сиську раздавить. А он мне: у тебя стакан есть? А то сосать через трубочку – это некультурно. А у меня складной стаканчик как раз для таких случаев всегда в нагрудном кармане лежит. Сели мы на лавочке, и культурно по очереди стали из сиськи в стакан наливать и пить.

Для понимания, «сиськами» в те годы называли китайскую рисовую водку крайне дрянного качества, которая продавалась в запаянных полиэтиленовых пакетиках с трубочками. Кончик этой трубочки обрезался ножницами (а чаще – обрывался зубами) и чистая как слеза жидкость через нее разливалась по стаканчикам. Это был самый дешевый вариант нажраться, и торговали им, конечно же, исключительно нелегально, до самого конца 1990-х годов. Один знакомый Павлика Морошкова, Костя Старателев, любил рассказывать, как он, отдыхая на Шаморе (такая бухта под Владивостоком, воспетая Ильей Лагутенко), был отправлен друзьями в ларек за добавкой, причем со всей их компании наскреблось денег лишь 11 рублей, тогда как бутылка водки стоила уже от 40 рублей. В связи с этим решено было поискать китайский аналог в пакетиках, с чем Костя и зашел в единственный на весь пляж продуктовый павильон. На вопросительный взгляд пышнотелой дамы бальзаковского возраста с весьма внушительными формами Костя задал вопрос, который его мучил всю дорогу:

– Скажите, у вас сиськи есть?

На что дама, не удивившись, уточнила, поправляя руками бюст:

– Тебе какие?

– Настоящие, китайские.

– 10 рублей 50 копеек.

И Костя, зажав в одном кулаке сдачу 50 копеек, а в другом «настоящую китайскую сиську», радостно побежал через пляж бухты Шамора к заждавшимся добавки друзьям, сгрудившимся вокруг костра. Впрочем, Костина история случилась (или по крайней мере рассказана Павлику) значительно позже этих событий, когда Павлик уже учился на втором курсе журфака. Он тогда уже побывал на Шаморе на бардовском фестивале "Приморские струны", куда заявился с 20-литровой канистрой портвейна "777" и гитарой. Он ходил от костра к костру, угощая всех как Дед Мороз, и пел свою новую песню про какую-то подругу и хаер. Но речь не об этом, а о китайских "сиськах".

Впоследствии приморские власти объявили "сиськам" войну на уничтожение, ссылаясь на зашкаливавшую статистику смертности от ее употребления. Дров в топку административного гнева подкидывали и владельцы ликеро-водочных заводов Приморья, лидером которых по праву считался "Уссурийский бальзам". "Сиськи" стали активнее изымать таможенники при провозе через границу России, милиция и налоговая стали жестче проверять торговцев, и к середине нулевых годов китайская паленая водяра из продажи практически исчезла. Но это было гораздо позже, а тогда, в конце 90-х, купить "сиську" проблемой не являлось.

Павлик и Мишка, уже зная предпочтения именинника, купили три бутылки «Капитанского рома» мэйд бай "Уссурийский бальзам", три бутылки джина «Черный бархат» (тоже «Уссурийского бальзама» и тоже сильно выше 40 градусов) и три бутылки «Балтики Девятки» – «на запивон». Павлик нес одолженную у Макса гитару, Мишка – сумку с характерно позвякивающим содержимым. Выйдя из маршрутки на пустыре, окруженном многоэтажными домами-крейсерами (15 окон в высоту, 60 окон в длину, одно окно – одна квартира-гостинка, один неработающий лифт и одна загаженная лестница посередине дома и коридор во всю длину этажа). Дом нашли быстро, а вот номер квартиры из головы совершенно вылетел. В сторону пришлой «парочки простых и молодых ребят» (как пел в это самое время из каждого утюга Илья Лагутенко) подозрительно косились облюбовавшие лестничный пролет подростки, вокруг которых витал подозрительный аромат жженых тряпок и дебильного смеха. Из-за многочисленных дверей доносились звуки повседневной привычной ругани, звона кастрюль, стука глухих ударов, детского плача и взрослого рыдания, воплей страсти и огня.

– **ть-колотить, и как мы его тут будем искать? – всплеснул рукой, свободной от сумки с выпивкой Михаил.

– Я помню, что вроде на двойку номер начинался, значит, второй этаж, – неуверенно произнес Павлик.

– Ладно, тут стены тонкие, двери хлипкие, попробуем позвать, – решился Мишка и, войдя в коридор второго этажа, повернулся влево и заорал: