Журналист для Брежнева или смертельные игры

– Как только вы уехали из лагеря, майор Смагин трижды заказывал телефонный разговор с этой гостиницей, с дочкой. Думаю, он хочет предупредить их о вашем визите сюда. Только телефон у нее в номере не отвечает.

– Спасибо, пройдемте со мной, – Светлов спешно двинулся к почтовому отделению котласского аэровокзала. Здесь стоял междугородний телефон-автомат и Светлов тут же набрал по коду Петровку, 38, свой служебный телефон и продиктовал своему заместителю майору Ожерельеву: «Елена Васильевна Смагина, гостиница „Пекин“, телефон поставить на прослушивание, междугородние звонки не соединять, Смагину срочно взять под наблюдение, с ней должен быть Акеев».

Безусловно, Акеев жить в гостинице не имел права, он был без паспорта, но нелегально, за взятку мог ночевать и в «Пекине» у своей любовницы.

– Спасибо, капитан, – сказал Жарикову Светлов. – Родина вас не забудет. Я сообщу в ГУИТУ о вашем ревностном отношении к делу.

– Это еще не все, – все так же хмуро сказал Жариков. – Хотя у нас лагерь образцово-показательный и на каждом шагу плакаты висят и лозунги типа «Честный труд – дорога к свободе» и «Моральный кодекс строителя коммунизма», а на самом деле это одна показуха. Смагин заигрывает с зеками, либеральничает, оркестр тут организовал, и в результате – прошу вас… – он открыл сжатый на протяжении всего разговора кулак. В его жесткой ладони лежали две ампулы морфина. – Это морфий. Я реквизировал у зеков во время последнего шмона. А вот это – упаковка, нашел в мусоре, – Жариков достал из кармана кителя кусок картонной коробки. На фабричного образца этикетке стоял чернильный штамп «Главное Аптечное Управление г. Москвы» – Как видите, товар из Москвы. И я не сомневаюсь, что привозит его будущий зять майора Смагина Виктор Акеев.

Н-да, подумал Светлов, очень, очень хочется капитану Жарикову стать начальником лагеря, уж он тут наведет порядок! Светлов еще раз поблагодарил капитана, сказал, что непременно доложит о его работе в Главное Управление исправительно-трудовых учреждений, взял ампулы морфия и этикетку и вылетел в Москву.

В это время, в Москве

Секретно

Бригадиру следственной бригады следователю по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР тов. Шамраеву И.И.

РАПОРТ

Сегодня, 6 июня 1979 года, мной, и.о. следователя по особо важным делам при Генеральном Прокуроре СССР, и руководимой мною группой оперативных работников линейного отделения милиции Курской железной дороги произведен осмотр служащих Курской железной дороги, дежуривших в ночь гибели гр. Ю. Рыбакова 26 мая с.г.

В операции приняло участие 32 сотрудника милиции, допрошены 214 человек на 27 станциях, разъездах и платформах Курской дороги от ст. Серпухов до Москвы. Всем допрашиваемым лицам предъявлялись фото погибшего Ю. Рыбакова и фототаблицы с портретами предполагаемых участников похищения Рыбакова и Белкина – гр. С.Гридасова, В. Акеева, Г.Долго-Сабурова.

Результаты операции отрицательные: все опрошенные лица дополнительной информации о гибели Ю.Рыбакова дать не смогли…

Энергии Пшеничного может позавидовать трактор «Беларусь» или танк «Т-34». Сидя в Подольском отделении линейной милиции, он уже дописывал этот рапорт, когда услышал голоса проходивших под окнами железнодорожников:

– А чой-то они уборщиц не допрашивают? Уборщицы тоже по ночам дежурять…

– А тебе больно надоть! – сказал другой голос, но Пшеничный уже взвился со стула, подскочил к окну.

– Эй! Стой! Какие уборщицы?

Слава Богу, все подольские уборщицы жили «на колесах» – в вагонах, что стояли в тупике неподалеку от станции. Был поздний вечер, уже давно и я, и полковник Марьямов, и все помощники Пшеничного разъехались по домам, но Пшеничный был человеком долга и отправился допрашивать уборщиц. И вот когда он «снимал» чуть ли не последний допрос, в дело вмешался его величество случай. Явился этот случай в лице вахтера вневедомственной охраны Сытина, сожителя уборщицы, которую допрашивал Пшеничный. Слушая вопросы Пшеничного, его настырное и дотошное: «Вспомните, дежурили ли вы в ночь на 26-е мая?», Сытин, невзрачный маленький мужичонка, вдруг сказал: