Журналист: Назад в СССР

— Почему мы не можем покинуть «купол»? В чем причина?

Огромная амфибия некоторое время молчала, словно пыталась понять суть вопроса, после чего в моей голове вновь возник ее голос:

— Один сможет уйти. Если сможет.

— Что это значит? Я не понимаю тебя.

— Один сможет уйти. Но второй останется. Один уйдет?

— Конечно.

В ту минуту я не сомневался, что Ольга не оставит меня одного в «куполе». Я знал, что она ни за что не уйдет отсюда, даже для того, чтобы вытащить меня из этого чертова «купола». Потому что слишком велик был риск, что… Да я и не знал — «что». Что угодно может случиться, что угодно возможно в мире этих «полостей», где существуют хранители времени в виде гигантских саламандр, а пространство внутри железных курганов самопроизвольно сжимается либо расширяется.

И, в конце концов, почему я не могу спросить об этом напрямую эту ящерицу-телепата?

— Если Ольга, то есть второй человек, уйдет, здесь что-то изменится?

— Нет ничего неизменного. Здесь — тоже.

— А покуда мы находимся здесь, что-то уже изменилось?

— Внутри — нет ничего нового кроме вас. Снаружи — да, — последовал лаконичный ответ.

Вот те раз! Значит, там, за пределами «купола» сейчас что-то происходит. А она молчит, эта тварь…

Я осекся, если можно так сказать о мыслях, а не словах и голосе. Ты забыл, Паша, что она — телепат и, скорее всего, слышит все твои мысли, даже невысказанные вслух, мысленно напомнил я себе. А если она при этом еще и мстительная, эта амфибия?

Я пристально посмотрел ей в глаза, но морда твари оставалась неподвижной. Ладно, при случае и объяснимся, и сочтемся.

— Что сейчас происходит снаружи, ты знаешь? Самое главное?

Ящер на секунду прикрыл глаза, словно прислушиваясь, после чего бесстрастно произнес:

— Небольшое изменение температуры. Холод. Сухой снег. Ломается кора деревьев. Ломаются ветви. Сильный холод.

Странно, подумал я. С утра было вполне сносно, градусов пятнадцать-шестнадцать тепла. Откуда снегу-то взяться?

— Изменение температуры небольшое — по сравнению с чем?

— Если констатировать в вашей хронологической системе отсчета, то по сравнению со вчера.

— Ну, уж нет, врёшь ты всё, ящерица. Вчера днем даже солнышко припекало, никакого снега и тем более мороза не было. Сегодня одиннадцатое сентября, в тайге еще тепло, на деревьях листья желтеют.

— Если определять в вашей хронологической системе отсчета и в вашем календаре, то сейчас не сентябрь, — последовал опять-таки в высшей степени бесстрастный ответ.

— Вот как? А что же сейчас, по-твоему?

— Снаружи — месяц, который вы именуете «декабрь». На вашем языке это называется «зима».

Признаться, такого ответа я никак не ожидал. И потому в первые мгновения был слегка сбит с толку.

— Гм… А что же тогда здесь, внутри? Какой месяц в твоей хронологической системе отсчета?

Амфибия мигнула своими желтыми глазами с вертикальным зрачком.

— Здесь нет ни месяца, ни года. Здесь Хранилище Времени. Я — его хранитель.

— Ты хочешь сказать, что время течет здесь иначе, чем снаружи? Внутри оно что, медленнее движется?

— Здесь оно не течет и не движется. Здесь время хранится. Я — его хранитель.

Вот заладила, чертова ящерица. Я уже больше не стеснялся ее даже в мыслях. Нужно было отсюда как-то выбираться.

— Как нам выйти отсюда? Ты должен знать, ты же тут хозяин.

— Я не хозяин. Я — хра…

— Знаю-знаю, — совсем невежливо перебил я эту аномальную сущность с хвостом.

— Один сможет уйти. Но второй останется. Один уйдет?

— Мы уйдем вместе.

— Только один.

— Ну, ладно, смотри. А если я вот прямо сейчас…