Журналист: Назад в СССР

Теперь можно было подумать и ту третью, странную мысль, которая вновь пришла мне в голову, едва только мы со шкетом выбрались из кустов ивняка на асфальт главной аллеи ЦПКиО — центрального парка культуры и отдыха. Разумеется, имени Горького.

В лопоухой и веснушчатой физиономии шкета мне вдруг показалось что-то смутно знакомое — точно подо льдом замёрзшей зимней реки я углядел какой-то всплывший предмет. Река явно была моей собственной памятью, а вот шкет…

— Ты кто? — осведомился я.

— Женька, — просто ответил он.

— А чего по кустам шаришься?

— По маленькой захотел, — виновато опустил голову мальчишка.

— Ладно, — покладисто кивнул я. — Что естественно, то не безобразно. Но больше один не броди тут, опять нарвёшься на неприятности. Какого лешего ты вообще тут бродишь, один, без родителей?

Шкет глянул на меня исподлобья и засопел.

— Чего надулся, как мышь на крупу?

Я неожиданно вспомнил любимое отцовское выражение. Тоже мне, воспитатель выискался… Но шестидесятилетний дядька сейчас неожиданно проснулся во мне, с этими бесконечными назиданиями взрослых и скучных людей. Как там у Пушкина — не докучал моралью строгой? Слегка за шалости бранил?

— Секрет… — неожиданно прервал мои педагогические размышления Женька.

Ого! Парень-то ершистый…

— Ладно, секрет так секрет. Но над моими словами подумай. Шакалов в городе, как видишь, хватает — смотри, чтобы опять не нарваться.

Я протянул ему руку, крепко, по-мужски пожал его узенькую ладошку и зашагал по аллее. В голове вновь мелькнула шальная мысль: где же я его все-таки видел? Где-то раньше, в моей прежней жизни? Но этого не могло быть никак, и я прогнал эту нелепую мысль.

Однако, как говаривали мудрецы древности, природа не терпит пустоты, и в голову ко мне сразу навязчиво полезли мысли, которых я сегодня до поры до времени старался избегать. С того самого момента, как увидел фото своих родителей, присланное мамой. Я выудил его из пачки бумаг, когда разбирал документы для университетской приемной комиссии.

С глянцевой бумаги на меня смотрели два улыбающихся человека, мужчина и женщина, примерно сорокалетнего возраста. Фотокамера запечатлела их в каком-то предгорье, поросшем хилыми сосенками и высоким, но лысым кустарником. Повсюду торчали огромные острые валуны темного камня — фотография была черно-белой, а вдали и сбоку виднелась часть какого-то странного сооружения, наподобие большого конуса или купола, каменного или металлического.

Оба были облачены в экипировку, которую я сейчас бы назвал походно-туристической — плотные штормовки с капюшонами, свитера с высокими горлами и бесформенные брезентовые штаны, заправленные в резиновые сапоги. Мужчина смотрел прямо в объектив, а женщина ласково гладила морду стоявшей рядом приземистой лошади, навьюченной большими тюками по обе стороны крупа.

На обратной стороне фото синей шариковой ручкой была нанесена размашистая подпись: «Любимому сыну от романтических бродяг-родителей!»

Я снова вспомнил их лица. Качество фото было средним, видимо, снимали в походных условиях, и тот, кто направлял объектив, скорее всего, не слишком опытный фотограф. Это не телефонные камеры в моей привычной реальности! Тут надо было, наверное, учитывать какие-то особенности аналоговой, механической съёмки, но лица мужчины и женщины все-таки были видны отчетливо. И я мог поклясться чем угодно: этих людей, явно считавших себя моими родителями, я прежде не видел никогда в жизни!

Ладно, потом проснусь, и всё исчезнет, все эти секреты и загадки, решил я. Не факт, что я буду хоть что-то помнить из такого странного и порядком подзатянувшегося сновидения. Сны я всегда забываю почти сразу, едва проснувшись. Наверняка, так будет и на сей раз. Но все-таки, эта лёгкая грустинка…

Вот и сейчас я подумал, что с этим парком связана, по сути, вся история моей семьи.

Мама рассказывала, что здесь когда-то часто бывал наш дедушка. Или прадедушка — мне сейчас было в лом высчитывать кто и когда жил тут из наших предков.

Когда он уже вышел на пенсию, имея характер горячий и неуступчивый, порой ссорился с бабушкой, после чего уходил в городской парк и подолгу сиживал тут на скамейке, читал газету или просто вспоминал свою жизнь. Потом бабушка приходила, уводила его с собой, а парк оставался — поджидать деда до его следующей ссоры со своей половинкой.

Вместе с родителями я частенько бывал тут в детстве. Меня катали на каруселях — я всегда норовил выбрать белую лошадку или рогатого оленя, взобраться на них и ехать, победоносно поглядывая на папу с мамой, весело махавших мне всякий раз, когда я «проезжал» мимо них. А потом мы шли в большой и длинный автобус, по-моему венгерского производства, какой-то древний «Икарус», окна которого были зашторены красочными занавесками и просто картонными листами с изображениями героев популярных мультфильмов. В этом автобусе размещался детский кинотеатр, и наряду с кинотеатрами он был самой притягательной палочкой-завлекалочкой городского парка культуры и отдыха для всех городских детей.