Журналистика и разведка

Как не сказать о том, что в трудную минуту можно было всегда рассчитывать на помощь хорошо информированных журналистов из социалистических стран. С тех пор прошло много лет, память не сохранила многих фамилий. Но имена корреспондента Болгарского телеграфного агентства и его очаровательной супруги , сотрудницы посольства Болгарии, не забудутся никогда. Это были люди, преданные своей профессии. знал Индию как настоящий ученый индолог, на мнение которого можно было положиться без риска. Его предсказания обычно сбывались. В политике он чувствовал себя как рыба в воде. При написании некоторых «закрытых материалов» я считал обязательным посоветоваться с ним. не только знал, но и любил Индию. Вернувшись на родину, он не изменил этой любви стал членом Общества болгарско-индийской дружбы, опубликовал книги, статьи, очерки. Я ценю и за другое — за верность нашей журналистской дружбе. Политика разорвала былые тесные связи Болгарии и России. Но дружба журналистов осталась по-прежнему крепкой. Не буду говорить о . Это другая история. Скажу только, что весь советский журналистский корпус был тайно влюблен в нее.

Рядом с Великой дочерью Индии

Но вернусь к Ганди и политической ситуации в стране в 1978–1982 годы. Итак, навсегда ли дочь Неру ушла с политической арены? В октябре 1978 года все крупнейшие газеты считали — да. «Она не может вернуться назад», «Люди помнят преступления и ее сына в период чрезвычайного положения и не простят их» — такова была реакция прессы. Ее разделяли и многие иностранные дипломаты, поспешившие вслед за печатью списать в архив. Положение бывшего премьер-министра и в самом деле представлялось незавидным, вернее катастрофическим. Ее то и дело подвергали арестам, препровождая в тюрьму. И все-таки, когда она оказывалась на свободе, наиболее дальновидные зарубежные послы приглашали ее на приемы, а их в Дели было великое множество. Не составлял исключения и советский посол Воронцов.

Нам с женой было больно видеть, как на таких приемах дочь великого Неру, «мать Индии», так ее называли в прошлом, стояла в гордом одиночестве. Правда, Юлий Михайлович время от времени уделял ей внимание, но коротко. Хозяину предстояло развлекать прежде всего высоких правительственных гостей, а не бывших, ныне опальных, руководителей. В шифровке о результатах приема ему полагалось известить Москву о том, что заявил в беседе премьер-министр, какие высказывания сделали члены правительства и парламента.

Мне невольно вспоминались живые московские картинки кремлевских нравов середины семидесятых. На сессии советского парламента в то время иногда приглашали и бывшего председателя Президиума Верховного Совета СССР Ивановича Микояна. Не как депутата, а в качестве гостя. В перерывах, когда парламентарии прогуливались в Георгиевском зале Кремля, престарелый государственный деятель, соратник Сталина и Хрущева, выходил на середину зала, чтобы обратить на себя внимание. Но людской поток равнодушно шествовал мимо. В конце концов все-таки к нему подходили три-четыре депутата из среднеазиатских республик — председатели колхозов, герои труда в . Они не опасались негативной реакции власть предержащих. Надо видеть, каким счастьем сияло лицо Микояна — человека, которого в Кремле знал каждый камень.

Роль таких «» играли в Дели и мы с женой. Нам не приходилось опасаться недовольства официальных лиц, когда мы подолгу разговаривали с Ганди. Что взять с журналистов! Так было не раз. И Ганди запомнила это. Со временем она начала приглашать нас к себе в дом, познакомила с сыновьями. Став опять премьер-министром, не отказалась от былого гостеприимства. Нам присылали приглашения в ее резиденцию на дни рождения, получить интервью у премьера не было проблемой.