Журналистика и разведка

Как-то нас привезли в новый шахтерский поселок, машина остановилась возле современного кирпичного дома. Зная закулисную кухню, спрашиваю сопровождающего: в какую квартиру можно зайти? Он, по-видимому новичок, отвечает: в любую. Мы позвонили в дверь на первом этаже. Нам открыла старая, в лохмотья одетая женщина. Стало ясно — ошибка. Но куда деваться, сзади напирают делегаты. Вошли. Нищенская обстановка, плачущий маленький ребенок. Чтобы разрядить атмосферу, член делегации, коммунист, задал традиционный вопрос: как живется? Видно, он рассчитывал на положительный ответ. Хозяйка квартиры не сочла нужным лгать. «Разве вы не видите? зарыдала она, разорвав кофту и обнажив сморщенную грудь. — Сын погиб в шахте, остался ребенок, пенсия по потере кормильца — гроши. Мы умираем от голода!»

Я не стал переводить буквально. Пришлось неуклюже импровизировать на ходу: «Зачем вы меня обижаете? Если я затеяла ремонт и вывезла мебель, то это не значит, что мы плохо живем!»

Делегаты сделали вид, что их удовлетворила фальшивка. Тем более что в другой заранее подготовленной квартире на втором этаже их ждали чудесная молодая хозяйка и обильный стол с коньяком и водкой. С тех пор прошло свыше сорока лет, но старая женщина до сих пор, как живая, стоит перед глазами. Оправдываю себя тем, что в той обстановке нельзя было поступить иначе: выбросили бы с работы на следующий день за «отсутствие политической бдительности». А несчастная старая женщина? Ей все равно не помог бы никто. Мизерная пенсия по потере кормильца устанавливалась законом.

Сталин и Вышинский вблизи

Курьезные и опасные случаи? Их хватает в переводческой работе. Позднее, в конце пятидесятых, меня пригласили переводить Нину Петровну, жену Никиты Сергеевича Хрущева. Первому лицу в государстве в то время исполнилось семьдесят. Зарубежная печать полнилась слухами о плохом состоянии его здоровья и предстоящей отставке. Японская женская делегация, которую принимала Нина Петровна, состояла из искушенных в политике общественных деятельниц. Им, конечно, не терпелось узнать о том, что ждет нашу страну в самом ближайшем будущем. После обычных вопросов глава делегации задала неожиданно главный: «Как здоровье Никиты Сергеевича?» Нина Петровна не разглядела подвоха.

— Ох, не спрашивайте, плох, очень плох. На работе очень устает, ничего не успевает. Вынужден привозить на дачу секретные бумаги и пытается работать, сидя на лужайке. А глаза уже ничего не видят. Приходится просить внуков читать документы вслух.

Попробуй перевести буквально. В тот же день информацию о плохом состоянии здоровья Хрущева подхватит вся зарубежная пресса, ссылаясь уже не на слухи, а на достоверные сведения из самой семьи главы партии и государства. Кто в таких случаях виноват? Переводчик, отнюдь не жена Хрущева. Неправильно понял, исказил смысл сказанного. Возможно, намеренно. Наказание — «за можай». Помог опыт пропагандистской работы. Перевод пришлось сделать вольно, но с возможным приближением к сказанному. «Никита Сергеевич? На работе очень устает, не успевает справиться со всеми документами. Вынужден привозить их вечерами на дачу и допоздна работать, сидя в кресле на лужайке в окружении внуков. На здоровье пока не жалуется».

А случай с Накасоне, членом все той же первой парламентской делегации из Японии, прибывшей в СССР по приглашению Всесоюзного общества культурных связей с заграницей? Учитывая опыт работы, мне поручили сопровождать эту делегацию, отвечать за ее обслуживание. В помощь придали двух квалифицированных японистов из КГБ, Кошкина и Уварова. Несмотря на молодость, это были толковые контрразведчики.

Как-то в восемь утра я пришел, как обычно, в гостиницу «Советская», где остановилась делегация. Стоило подняться на этаж, как горничная тут же ошарашила новостью:

— Ваш делегат Накасоне арестован и находится в отделении милиции!