Журналисты не отдыхают

А вот Подол производил очень сильное впечатление. Если закрыть глаза, то казалось, что ты в Германии. Вокруг звучал очень характерный "каркающий" язык. Конечно, это был не немецкий, а идиш. Евреев тут было не много, а очень много. Я как-то привык, что представители этой национальности являются либо коммерсантами, либо людьми творческих профессий, либо революционерами. А вот тут имелись самые разные. Одни были одеты как хасиды, которых я видел в Израиле, но имелись люди обычного рабочего вида, такого же как в Петербурге.

-- Товарищ комиссар! - Вдруг услышал я голос.

Я обернулся и увидел здоровенного парня я кожаном фартуке который перекуривал возле двухэтажного дома, на котором красовалась вывеска "Скобяные товары. Натанзон и сыновья". Рядом имелась ещё одна: "А.Натанзон. Изготовление ключей и другие слесарные работы". Парень вышел как раз из слесарной мастерской.

Я его узнал. На второй день нашего пребывания в городе, к красногвардейцам присоединился еврейский отряд человек в пятьдесят. То есть, евреи, разумеется, были в наших рядах и до этого, причем немало. Но этот отряд был мононациональным и хорошо вооруженным. Руководил им дядька лет сорока, мне сказали, что он имел отношение к еврейской самообороне пятого года. Большинство же составляла молодежь. Этот парень был вроде как сержантом.

-- Здравствуйте, меня зовут Арон Натансон. Вы тут по делам?

-- Да нет, решил поглядеть город. Не всё же революцией заниматься.

-- А не хотите ли зайти к нам, выпить по рюмочке? Мой отец очень рад будет с вами познакомиться.

Почему бы и не выпить? Тем более, с питерскими евреями я много общался. Но... Они были в значительной степени ассимилированными. Кое-кто даже идиш не знал. А тут они, так сказать в естественной среде обитания.

Мы прошли в гостиную, обставленную без особых затей. Вскоре откуда-то, видимо, из лавки появился хозяин, выглядевший более соответствовавший традиционным представлениям. Правда, одет он был не лапсердак, а в обычный пиджак.

-- Папа, познакомьтесь, это комиссар, тот который прибыл на бронепоезде.

-- Очень рад, Самуил Мершевич.

-- Сергей Коньков.

-- А по отчеству?

-- Так я ещё молодой.

-- Послушайте старого человека. Вы - большой начальник и уважаемый человек. А значит, вас звать должны, как положено. Люди ведь не зря придумали отчества.

-- Тогда Сергей Алексеевич.

И ведь мужик-то прав, подумал я. Я-то общался, в основном, с журналистами и революционерами. У них по именам обращаться принято. Но теперь-то мы выходим на новый уровень. А в народе к этому относятся очень серьезно.

Между тем вышла полня дама и накрыла на стол. Я с любопытством поглядел, чем мы будем закусывать. Сала, конечно не было. Хотя мой друг Миша нормально трескал ветчину. Но в остальном - обычная южная закуска.

-- Давайте за знакомство.

Я много читал у авторов дореволюционного времени про "отвратительную еврейскую водку". Но то ли авторы были особенными эстетами, то ли, что скорее одну гнали для себя и хороших людей, а другую для продажи всем остальным. Ничего так. Особенно во время "сухого закона".

-- Сергей Алексеевич, вы даже не представляете себе, какую услугу вы оказали нам, когда прибыли с вашем поездом! Ваши местные товарищи... Ничего плохого сказать про них не хочу, но что-то у них не получалось. А вы приехали - и всё разом переменилось.

-- Вы боялись еврейского погрома?

-- Погром? Что погром? После пятого года мы научились кое-чему. Уехали бы к моему двоюродному брату, он в местечке живет, пересидели бы. Убытки, да. Но что ж тут делать. Но окажись эту люди у власти - получился бы сплошной погром!

Я изобразил недоумение.

-- Но я только вчера разговаривал с Винниченко. Он не произвел впечатление антисемита.

-- Господин Винниченко не антисемит. И господин Грушевский тоже. Но вы подумайте, каждая власть должна провозглашать какую-то идею. А что они могут провозгласить? Самостийность? Да кому она нужна, кроме какого-то количества профессоров и увлеченных ими студентов. Крестьянину в деревне она не нужна. К тому же не так уж часто они видят русских. Помещик - украинец. Начальство - тоже. Вот и останется, что провозглашать борьбу с евреями. Нас не любят многие.

Арон встрял.

-- И ведь честно говоря, есть за что. Перекупщики на рынках - чуть ли не все наши.

-- Так всегда. Из-за какого-то количества поцев страдают все.

Между тем я пребывал в некотором обалдении. Это ведь надо! Простой владелец лавки, блестяще предвидел суть петлюровщниы, которой, возможно и не будет. Ведь Петлюра тоже не был антисемитом. Мало того, он как раз старался не допускать погромов. Но деваться-то куда? Это большевики и махновцы могли за них расстреливать. А Петлюра - нет. Потому что все бойцы бы разбежались. Благо выбор имелся. Тот же Григорьев, к примеру.

Потом я осторожно поинтересовался, почему Арон слесарит. Как я слышал, у евреев в "черте оседлости" было принято, что сын занимается тем же, что и отец. Да коммерсант - у него социальный статус повыше, чем у ремесленника.