Журналисты не отдыхают

— А хреново всё. Дорога, вроде раскатана, а ты там развернись…

— Да что у вас есть? — Спросил Тойво.

— Пойдем, поглядишь.

Они прошли по дороге в тыл — и финский командир увидел пушечный броневик «Гарфорд-Путиловец». Машина хорошая — она имела трехдюймовую пушку. Но только вот проходимость у неё была никакая. Тойво не задавал вопросов: как её сюда сумели допереть по заснеженным дорогам. Русские и финны в упорстве друг друга стоили.

— Так и что? — Спросил Тойво.

— А вот и ничего! Как я тебе её разверну на этой срани?

Всё было верно. Пушка у «Гарфорда» могла стрелять вбок и назад, но не вперед. Для того, чтобы перейти в боевое положение, броневику требовалось развернуться. А разорот там явно не получался, вокруг узкой дороги был глубокий снег.

— А вы задом двигать можете? Здесь мы вытопчем площадку — Внес предложение Тойво.

— А в самом деле, почему и не задом? Только заглохнуть можно.

— Да мы вас подтолкнем…

Через полчаса броневик, отчаянно рыча, выплевывая черный дым, выползал кормой вперед на позицию. Под его прикрытием следовали матросы и финны. Противник начал садить из пулеметов, атакующие залегли в снег. Но пушка «Гарфорда» начала методично расстреливать пулеметные позиции. По броневику лупили пули — и некоторые даже прошибали броню. Но броневик продолжал вести огонь.

Наконец, пулеметы замолчали.

— Вперед, братва! За советскую Финляндию!

Матросы ринулись в атаку.

— А вы что стоите? — Заорал Тойво. — Они за нас воюют, а вы в кустах будете сидеть!?

Финны — ребята не трусливые. Так что отряд Тойво потянулся следом. Позиция шюцкора взяди. В итоге правый фланг обороны националистов был захвачен. Взятие Васы теперь уже не представляло трудностей. Маннергейм и его правительство убрались в Кокколу.

На этом война затормозилась. Если смотреть по карте, то националисты контролировали большую часть Финляндии. Но самые промышленно развитые и наиболее плотно заселенные районы находились под контролем красных. Трудно сказать, как бы дело пошло дальше, но тут главарь националистов, Маннергейм, сделал большую ошибку. Как известно, русский генерал и бывший кавалергард Карл Густав Эмиль Маннергейм был чистокровным шведом. Он знал несколько европейских языков, понятное дело, в совершенстве владел русским. Но до 1917 года он не знал ни слова по фински. Шведы в Финляндии были элитой, и финнов держали за быдло. Вот он и провозгласил, что его деятельность сводится к тому, чтобы воссоединиться с братской Швецией на правах автономии.

Ничего хорошего из данного демарша не вышло. Финны как-то эту светлую идею не восприняли. Среди националистов возник раскол и раздрай. Коммунисты начали кричать: вы видите, кто националы на самом-то деле! Агенты шведского империализма! Шведы тоже не бросились поддерживать Маннергейма. Им были не очень нужны леса и болота, оставшиеся под его контролем. А воевать с Россией куража не хватало. Всё-таки были времена не Карла XII.

Наблюдая эту возню, я задавался вопросом: неужели в этой истории с Финляндией выйдет как с Северной и Южной Кореей? Впрочем, вряд ли. Северная часть страны, которую удерживали националисты, на государство не потянет. Так что самые интересные события там впереди.

Уходили журналисты на Гражданскую войну

Да, забыл рассказать. Мой хороший приятель, анархо-коммунист Толя Железняков не стал суперзвездой. По той причине, что Учредительное собрание большевики замылили. Для начала шум подняли левые эсеры, с которыми у нас была полная дружба. Они заявили, что выборы-то шли без учета раскола эсеровской партии. А тут подоспели многочисленные слезницы крестьян. Если они даже были организованы — то сделано это было очень грамотно. Я читал эти письма — а я уж отличаю реальное письмо малограмотного человека «от земли» — от подделки под таковое. Даже если письмо записывал какой-нибудь местный грамотей типа учителя, там всегда остаются особенности народного мышления.

Тут надо пояснить. Разрыв между «барами» и остальным народом был не только, да и не столько в количестве материальных благ. В конце концов, хороший рабочий получал больше офицера, или преподавателя гимназии. Не говоря о низших чиновниках. Зарплата коллежского регистратора была ниже, чем у питерского дворника. Но это были две совершенно разные культуры. Я профессиональный журналист, моя работа в том, чтобы писать тексты и читать чужие. Так что я-то понимаю. Так вот, представители народа даже фразы строили иначе, чем «образованная публика». По сути, «образованные» и народ говорили на РАЗНЫХ ЯЗЫКАХ. Мне, кстати, привыкшему в моем времени к резкому и конкретному языку, народный был ближе, чем болтовня вечно растекавшихся мыслию по дереву интеллигентов. Не зря ведь у журналистов начала XXI века была популярна шутка: «Когда читаешь Достоевского, рука так и тянется сокращать лишнее».