Журналисты о русском языке

Теперь граница между речью книжной, литературной, в том числе журналистской, и речью обыденной стала стремительно исчезать. К чему это привело? Медиаязык обрел такую «вольность», что не всякую заметку можно прочитать вслух. В качестве примера можно привести заголовок в журнале «Огонек» – «Дерьмовая канализация». Это материал о плохой работе городской системы очистных сооружений. В этом случае языковая игра, характерная издавна для русской непринужденной речи, стала главной целью журналиста, стремящегося привлечь к своему материалу внимание читателя. В. Грунский пишет (см. анкету): «Язык СМИ не допускает использования ненормативной лексики. У нас нет цензуры, но существует законодательство, регулирующее деятельность СМИ». Эту точку зрения разделяет и С. Гогин (см. анкету): «Ненормативная лексика – это сигнал, символизирующий грубое несанкционированное вторжение в сферу интимного опыта, как сознательного, так и подсознательного, и поэтому она не имеет права на бытование в СМИ». Цензура как ограничительный орган перестала действовать, и это прекрасно. Но нельзя обойтись без цензуры культурной – внутреннего редактора, который должен основываться на понятиях чести, порядочности, культуры и образованности.

Бесспорно, журналистская речь не может полностью отвергнуть такие единицы языка, как специфические сокращения или замена слов цифрами, употребляемые в Интернете или в смс-сообщениях, – к примеру, 4life вместо for life (для жизни).

Не уйдут из речевого медиаобихода и жаргонизмы. Жаргон имеет свои разновидности, поскольку это социальная (профессиональная) разновидность речи, характеризующаяся лексическими и словообразовательными особенностями, а также специфической фразеологией. Выделяются профессиональный, молодежный (сленг), воровской (арго) и интержаргон. В последнее время лингвисты отмечают и появление социального жаргона (социолекта, социального диалекта). Пожалуй, можно говорить о социолекте только как о стилистической разновидности речи, которая шире какой-либо одной группы лексики. По наблюдениям Л. П. Крысина, жаргонизация – свойство речи «представителей технической интеллигенции молодого и среднего возраста в ситуациях фамильярного или эмоционального речевого общения: в разговорах с друзьями, с сослуживцами в неофициальной обстановке, в речевых актах инвективы, предъявления претензий, обиды и т. п.»[10]. Зачастую употребление жаргона в речи эвфемизируется фразами как сейчас говорят, как принято говорить.

Жаргонная лексика – результат переосмысления значения слов в результате метафорического и метонимического переноса (рубить, сечь – понимать), парономазии (муроприятие, хрущоба), освоения варваризмов и иноязычных морфем (либо селявы, либо селявас; аскнуть – спросить, спичет – говорит, траблы – неприятности, лавнулся – понравился). Жаргон пополняется и за счет эвфемизмов: Царское Село – квартал новых домов для номенклатурных работников, цветок в пыли – солдат, занятый подметанием помещения, плаца.

При образовании жаргона главную роль играет стремление к языковой игре. Функции жаргона в том, чтобы придать экспрессию высказыванию, дать яркое изображение предмета, действия, явления; помочь осуществить групповую идентификацию (так, из речи музыкантов пришел жаргонизм рыба; из речи компьютерщиков – клава (клавиатура), ламер, чайник (новичок); из речи цыган – чувак (парень) и пр.), а также «зашифровать» предмет речи (с этой целью и создается арго: мочить – убивать и пр.). Как показывают наблюдения за медиаречью, чаще всего употребляются профессионализмы (шапка, подвал в газетных текстах) и сленг (зелень, капуста – о долларах), в меньшей степени – интержаргон (тусовка, беспредел). Их функция – усиление экспрессивности текста, его воздействующего потенциала.