Журнальная заметка

«Давно ли знаменитый критик, краса московских рецензентов, алмаз «Молвы», А. или Б., не упомним (полно, правда ли! мне сдается, что очень помните!), совершенно уничтожил незаслуженную славу самозванца-писателя Марлинского и неопровержимо, наперекор всему свету доказал, что у Марлинского нет ни идей, ни ума, ни чувства, что у него только есть потуги чувства, ходульки остроумия, калейдоскопическая игра мишурных фраз. Напрасно ученый, глубокомысленный, снисходительный Ж. старался поощрить и поддержать возникающий, юный талант Марлинского. На Ж. напали остроумный В. и мудрый наш русский Гегель Д. и доказали, что А. совершенно прав». Я нарочно делаю такие длинные и точные выписки: дела говорят сами за себя, и когда ребенок бросается на взрослого человека с топором, то скорее всего может ранить самого себя этим тяжелым оружием, которое слишком ему не по силам. Остроумие вещь прекрасная; но усилие быть остроумным очень опасно для того, кто прикидывается остряком. Я никогда не отнимал у г. Марлинского ни идей, ни ума, потому что иногда встречаю в его сочинениях первые и всегда вижу много второго;{6} о чувстве – дело другое: здесь мы, то есть я и мой противник, опять не поймем друг друга, и потому я не хочу об этом распространяться. «Потуги чувства» и подобные им фразы, может быть, очень хороши, только я не употреблял их. Итак, опять в одном обвинительном пункте две клеветы. Посмотрим, нет ли и третьей. Кто такой этот ученый, глубокомысленный, снисходительный Ж., который напрасно старался поощрить и поддержать талант г. Марлинского? Не знаю. Кто эти – остроумный В. и мудрый наш русский Гегель Д., которые напали на Ж.? Это все я же. О, сотрудник «Пчелы» очень остроумен! Да – что за перо у Ивана Ивановича!{7} Но когда же была эта война за г. Марлинского? Решительно никогда. Верно, она приснилась остроумному Пси[7].

«Давно ли известный всей России и даже всей Европе[8] Е., или нет, не Е., а И. (неужто вы про него ничего не слыхали?)[9] доказал, что Державин был такой же романтик, как и Пушкин, и что причина этого скрывается в его невежестве; что Карамзин писал по-детски, плаксиво и растлительно, что целые томы его «Истории» – одна риторическая шумиха; что Жуковский не сын XIX века, а прозелит, что в Батюшкове мысли детские».

Да – эти мысли мне принадлежат{8}, и я не отпираюсь от них и готов защищать их против всякого, кроме известных и неизвестных рыцарей «Северной пчелы», потому что мы, то есть я и они, не поняли бы друг друга.

«Что Шекспир пьяный дикарь, Расин накрахмален, Шатобриан крестный отец, а г-жа Сталь повивальная бабка юного романтизма. Мы вовсе не шутим; все эти прелести напечатаны в «Молве»«. Милостивый государь, они напечатаны не в одной «Молве»; они напечатаны и в одной статье высокоуважаемого вами г. Марлинского{9}. Но я не хочу отпаливаться от этой остроты: мне вас искренно жаль, а лежачего не бьют!..

«Давно ли этот же первоверховный критик И. показал всю цену, весь гений П., о котором до того никто и не слыхал». Понимаете ли вы эту остроту? Знаете ли вы, кто этот П., которого превознес И. и о котором дотоле никто не слыхал? Это г. Гоголь, которого прекрасные, поэтические создания подали мне повод написать большую статью, помещенную в VII и VIII №№ «Телескопа»{10}. Не верите? Ну так вот вам и доказательство:

«Несколько завистливый Н. соединился с У.[10] и блестящим софистическим разбором затмил было достоинство П.; но все наши гении, философы, ученые, все первостепенные таланты, и Ч., и Ц., и Ш., и Щ., и даже простодушный, беспечный Ы горячо вступились за П. и доказали…» Позвольте на минуту прервать моего остроумного противника и уведомить вас, что вся эта война опять вымышленная, что весь этот набор слов не что иное, как остроты моего остроумного противника, что весь этот набор букв означает одного меня, нижеподписавшегося; дело еще только начинается, итак, слушайте: «и доказал, что П. – наш Байрон, Шекспир, и что все наши самозванцы-литераторы, беспрестанно поражаемые московскими журналами, как-то: Баратынский, Булгарин, Сенковский, Греч, Пушкин, Крылов, Жуковский, Загоскин, Лажечников, Марлинский, Масальский, Ушаков, барон Розен, Калашников, Козлов, Михайловский-Данилевский, Давыдов, Погодин, Погорельский, Полевой, Скобелев, Хомяков, Языков, Вельтман, одним словом, – все литературные торговцы (особенно петербургские), принуждающие долготерпеливую публику покупать по четыре тысячи их жалких изделий, не стоят ни одного мизинца генияльного П.».

Видите ли вы, что между этими литературными светилами нет одного г. Гоголя?..