Журнальные и литературные заметки

Пропала русская пословица: по платью встречают, по уму провожают! Теперь ни до платья, ни до чужого ума никому нет дела, если ваш ум не нужен другим для спекуляций! Теперь собеседников выбирают по адрес-календарю или по биржевым известиям, а не по уму и любезности. А то ли было в XVIII веке? Что было бы с автором, которого пиеса имела бы такой блистательный успех, как «Ломоносов» Н. А. Полевого!{98} Вспомним о Сумарокове, Фонвизине, Аблесимове и многих других.

Об Аблесимове, на этот счет, мы ничего не помним, а о Сумарокове хорошо помним, что он, по своему раздражительному сочинительскому самолюбию, был в обществах не очень лестно принят. Фонвизин – совсем другое дело: это был не только умный, острый и образованный человек, но и литератор честный…

* * *

Давно уже слышим мы, что в «Петербурге» издается какой-то журнал под именем «Маяка», и желали, из любопытства, видеть его; по справкам оказалось, что это чрезвычайно трудно, и мы принуждены были отказаться от своего желания, – как вдруг 24-й нумер «Северной пчелы» снова возбудил в нас желание удостовериться в существовании мифического журнала. На этот раз случай помог нам неожиданно достать январскую книжку «Маяка» на 1843 год, – и при всей нашей недоверчивости к «Северной пчеле» мы увидели, что все сказанное в ней (№ 24). о «Маяке» – сущая правда, не выдумка. Перелистовав эту книжку, мы тотчас увидели, что это журнал «для немногих», и тот час поняли, почему не могли так долго убедиться собственными глазами в его существовании. Между прочими диковинками – представьте себе: какой-то г. Мартынов обещает Степану Онисимовичу, издателю «Маяка», подробный обзор стихотворений А. С. Пушкина. Предвидя удивление многих, что какой-то господин Мартынов обещает лучше всех бывших и настоящих критиков оценить Пушкина, он (то есть г. Мартынов) говорит:

Летописи грамотности или словесности, по-вашему – литературы, представляют каждому из нас убедительные доказательства того, что самые известные и знаменитые ценители чужих произведений часто впадают в непростительные промахи: или слишком заговариваются, или многое не договаривают, или многое переговаривают; между тем как люди, дотоле неизвестные, являются на сцену письменности с ясными, прямыми и верными взглядами на вещи этого рода, без малейшего посягательства на высшие точки зрения, и прославленный от современников писатель предстает перед потомство с ощипанными лаврами («Критика», стр. 24){99}.