Журнальные и литературные заметки

В этом же фельетоне находится забавная апология Эжену Сю. Фельетонист видит гения в этом блестящем, не бездарном, но поверхностном, пустом беллетристе французской литературы. Защищая его от нападок за безнравственность, фельетонист говорит в заключение: «По моему мнению, только Жорж Занд, то есть г-жа Дюдеван, написала безнравственные вещи, но и она теперь опомнилась, удостоверясь, что слава безнравственного писателя – жалкая слава!» Затем следует апология книжному магазину г. Ольхина и клятвенные уверения, что нет возможности перечислить и переименовать все хорошие новые русские книги, которые продаются в этом магазине. Право, чем толковать о Жорже Занде, лучше бы вам, господа, ограничиться рассуждениями о Эжене Сю да дифирамбами разным магазинам… Кстати о безнравственности Жоржа Занда. О нравственности Гете также много было толков и за и против; о ней спорят и теперь, соглашаясь, однако ж, в том, что Гете был великий писатель. Но кто же и когда сомневался в нравственности Шиллера? Теперь не думают этого даже люди, которые глупее самого Николаи, нападавшего на Шиллера и Гете{120}. Однако ж в первые минуты появления своего яркая звезда гения Шиллера не могла не показаться многим безнравственною, пока эти многие не пригляделись и не попривыкли к ее нестерпимому блеску. На Байрона смотрели, как на чудовище нечестия: теперь на него смотрят, как на страдальца. Было время, когда у нас Пушкина считали безнравственным писателем и боялись давать его читать девушкам и молодым людям: теперь никто не побоится дать его в руки даже детям{121}.

* * *

Фельетон 135 № «Северной пчелы» наполнен льстивыми разглагольствованиями о провинции. Там-то – видите ли – процветает и просвещение, и добродетель, и счастие, и вкус изящный, и образованность, и начитанность, и патриотизм, и все благородные чувства, все великое, святое и прекрасное жизни; а отчего? – оттого, что оттуда присылаются требования за пятью печатями на книги, журналы, газеты… Льстивые разглагольствования оканчиваются гимнами и дифирамбами в честь книжного магазина г. Ольхина и во славу издаваемых им книжных изделий…{122} О tempora, о mores![29]{123} Мимоходом разруганы «Мертвые души» и «Ревизор», как клевета на провинцию и карикатуры на провинциальные нравы. Жаль, что при этом удобном случае не объявлено, почему же провинция с такою жадностию расхватала «Мертвые души» и «Ревизора»: объяснение было бы очень интересно… Между прочим, вот что еще сказано в этой любопытной статье: «Не многим из городских жителей известно, что некоторые из господ журналистов и книгопродавцев печатают особые объявления для провинций и что в этих объявлениях они говорят о себе и о своих журналах и лавках такие вещи, которые возбудили бы общий хохот в столице, где на людей и на дела смотрят вблизи! Эти несчастные спекуляторы думают, что они ловят на удочку простодушных провинциалов, а в провинциях, напротив, платят им деньги из сострадания, из жалости – руководствуясь одним патриотизмом». О каких объявлениях, секретно рассылаемых в провинции, говорится здесь? Правда, было некогда разослано в провинции печатное объявление о публичных чтениях г-на Греча, очень ловко написанное, и оно было, в свое время, перепечатано в «Литературных прибавлениях к «Русскому инвалиду»«(1840){124}. Оно случайно попало в редакцию этой газеты, будучи прислано из провинции; иначе Петербург и на увидел бы его. Что же касается до спекулянтских книгопродавческих объявлений, – они беспрестанно попадаются даже в фельетонах иных газет, где издания разных вздоров, вроде «Супружеской истины»{125}, и перепечатку залежалых изделий выписавшихся и вышедших из моды старых писак – величают оживлением русской литературы!