– Статья о боевых самолетах русских становится раз от разу все лучше и лучше.
Грант поднял глаза и увидел симпатичную медсестру его возраста, которая только что доставила в комнату пожилого мужчину в инвалидном кресле.
– Хорошие журналы в комнате ожидания как хорошее вино: чем старше, тем лучше – ответил он, взглянув на пачку. – Как у него дела, Анжела?
– Вел себя как настоящий джентльмен.
Мужчина в кресле выглядел очень костлявым и совсем старым, хотя, может быть, Мортону это просто показалось. Его заросли седых волос вполне можно было бы подстричь. Грант заметил под рукавом сестры полоску бинта.
– Это ведь не он, правда? – поинтересовался он.
– Нет. Теперь мы стрижем ему ногти. Это сделал пациент, у которого прошлой ночью было обострение.
Медичка установила кресло прямо перед посетителем.
Пациент попытался сфокусировать свой взгляд, но глаза отказывались ему подчиняться.
– Привет, па.
– Ему дали чуть больше успокоительного, чем обычно, – виновато улыбнулась Анжела.
По правилам Грант должен был заранее предупредить о своем приезде с тем, чтобы персонал мог соответствующим образом подготовить отца. Без коктейля из успокоительного, нейролептиков и миорелаксантов[5] приступы Джима представляли опасность для окружающих. Даже сейчас, когда его голова безвольно качалась из стороны в сторону, кисти его рук были крепко привязаны к рукояткам инвалидного кресла.
– Сейчас время еды. Если хотите, я могу принести еду сюда и буду кормить его, пока вы с ним сидите, – предложила Анжела.
– Неужели уже четыре часа?
– Это для ранних пташек. Похлебка по-бостонски. Они уже привыкли к своему расписанию.
– Вы просто принесите еду. Я сам его покормлю. Спасибо, Анжела.
Сестра улыбнулась и вышла.
Грант придвинул стул поближе и внимательно осмотрел отца. Десятилетия тяжелых потрясений разрушили его здоровье: суставы постепенно утратили подвижность, мускулы превратились в подобие веревок, и вот теперь мужчина, которому было всего пятьдесят девять лет, выглядел так, как будто его только что извлекли из гробницы.
Когда-то Грант больше всего боялся, что отец к нему так никогда и не вернется, но через несколько лет после катастрофы он перестал надеяться. Теперь он боялся этого скрюченного тела. Боялся, что оно может быть тюрьмой для ясного сознания.
Анжела вернулась со столиком на колесиках, и Грант подождал, пока она выйдет из комнаты, прежде чем исследовать суп. Оказалось, что это был вовсе не рыбный суп, а похлебка из кукурузы. Совсем не по-бостонски.
– Ну что ж, давай посмотрим, каково оно на вкус, – предложил Мортон-младший.
Он сделал глоток.
– Неплохо. Теперь твоя очередь.
Отец взглядом проводил ложку до самой миски. Грант окунул ее в суп и осторожно поднял:
– Осторожно, горячо.
Джим слегка наклонился вперед, навстречу ложке.
– И как тебе?
Из уголка отцовского рта вытекла слюна. Грант вытер его подбородок салфеткой.
– На этот раз они тебя здорово закололи, а?
Взгляд пациента оставался пустым и тяжелым.
Так все и продолжалось. Сын кормил отца, медленно поднося ложку к его губам. Когда миска опустела, он отодвинул столик в сторону. Сквозь забранные решеткой окна комнаты для свиданий было видно, как за окном быстро темнеет. Грант с трудом мог рассмотреть аллею вечнозеленых деревьев на южной стороне участка.
Он говорил о погоде. О том, что снега еще не было. И о пробке в центре города накануне Рождества, в которую, он это знал наверняка, он попадет, возвращаясь домой. Он рассказал о своей работе. И о Софи. И о фильме, который видел в прошлом месяце. С его последнего визита прошел целый сезон Мировой серии, и Грант удар за ударом описал, как «Сент-Луис Кардиналз», будучи абсолютно темной лошадкой, смогли совершить невероятное в игре против «Атланта Брэйвз», а потом достигли вершины в игре против «Техас Рейнджерс».
– Ты бы просто рыдал, – добавил сын.
И все это время Джим наблюдал за ним стеклянным взором, который можно было принять за подтверждение того, что он внимательно слушает.
Наконец Грант встал. И неизбежно, как это всегда случалось в моменты расставания, ощутил боль потери. Он знал, что это случится, знал каждый раз, но подготовиться к этому было невозможно. Его отец был великим человеком – добрым, смелым, настоящей опорой для своих детей, даже когда умерла их мать – его жена и даже перед лицом своего личного ада. Иногда Грант задавал себе вопрос: кем бы он стал, если бы его отец не имел возможности смотреть ему в глаза и делиться с ним своей мудростью? А еще он никак не мог найти ответ на вопрос, который мучил его с самого дня аварии и который продолжал задавать семилетний мальчик, живущий в его душе, любит ли его все еще то, что осталось в этой оболочке?
– С Рождеством, пап. – Он поцеловал старика в лоб.
И уже через десять минут в ранних декабрьских сумерках младший Мортон, как и тысячи других людей вокруг него, двигался по забитому мосту 520 в сторону дома.
Глава 3