– Не топливо, а симбионты.
Я никогда не слышал такого слова, но сомневался в том, что его определение меня удовлетворит. Почему-то я почувствовал, что меня обдурили.
– Неужели для вас, как и для всех остальных, я всего лишь инструмент?
– Как сказал бы Горуш, на войне все мужчины – инструменты.
– Твою мать! Тогда почему я? Почему я этим должен заниматься?
Хафор дернула головой, и стоявшие рядом люди заорали от удивления. Тот, кто держал в руках меч, приготовился нанести еще один удар.
– Милый, мне нужно убедить тебя в том, что ты особенный? Что ты наш герой, избранный, что тебе суждено спасти этот мир?
Да, это было бы неплохо.
Она захрипела, когда люди подошли, чтобы снова в нее потыкать.
– Я не могу так сказать. Героев нет, есть только те, кто исполнил свой долг, – даже если за это пришлось заплатить высокую цену. Ты не особенный; ты просто умер в нужное время. Замочный мастер в краю замков и дверей показался нам идеальным кандидатом. Но мне все равно казалось, что мы ошиблись в выборе, и пока что, милый, ты подтверждаешь мою правоту. Ты получил от нас дар и отправился с ним в ближайшую таверну. Заботься только о себе, если хочешь. Пей и трахай шлюх, используя взятые взаймы тела, пока небо не почернеет, а из солнца не потечет кровь. У нас нет еще одной силы, которую мы могли бы дать другому. Мы не можем остановить тебя, но ты будешь страдать вместе со всеми нами.
Клинок снова воткнулся в нее – на этот раз рядом с ее челюстью. Ее слова превратились в еле слышный шепот.
– Ну или просто поверь нашим словам и исполни свой долг – сделай то, о чем мы тебя просим. Ты не любишь людей? Хорошо. Тогда постарайся спасти самого себя. Возможно, в процессе ты спасешь и мир, частью которого ты являешься.
По носу коровы потекла струйка сукровицы, и мертвая богиня Хафор мне больше ничего не сказала.
Я отшатнулся от окна, когда песок стал алым. Вернувшись к кровати, я сел в тени коровьей туши и принялся смотреть на то, как ее кровь красит стену, полоса за полосой. Я снова почувствовал себя маленьким мальчиком, которого заставили молча сидеть на ступеньке и думать о том, как больно ремень бьет по заднице.
Долг. Долг – это неприятное слово для человека, который всю жизнь работал на себя и брал все, что ему вздумается. Вот почему я так ненавидел рабство. Я превратился в полную противоположность самому себе: из живого я стал мертвым, из господина – слугой, из вора – лакеем.
Я ломал голову над тем, какой путь к свободе выбрать, ведь теперь у меня было три варианта: Темса, Хорикс и мертвые боги. Душекрад, обещание или борьба с концом света. Свободу мог принести каждый из вариантов, и поэтому в моей голове разгорелась настоящая битва. Верность вступила в бой с себялюбием, гордость – с моральной стойкостью, доверие – со страхом.
Часы, которые последовали за этим, казались мне пыткой.
Темса смотрел на то, как сестра Лирия бесстрастно расхаживает вдоль решеток, как толпятся обнаженные призраки. В каждой камере их было не менее сотни. Самых слабых сдавили так, что они почти слились со своими соседями. Их светящиеся глаза смотрели то на лицо сестры, то на белое перо на ее одеянии. Вслед ей летел шепот. Подвал был залит голубым светом.
– Молчать! – крикнул Темса и ударил по решетке тростью. – Никогда у меня их столько не было, – объяснил он Лирии. – Есть еще один склад, на ключе от которого буквально написано: «Культ».
– Он так же набит, как и эти клетки?
– Он набит на твои семнадцать процентов, это точно. Все это я добыл у тех, чьи имена вы мне дали.
Лирия повернулась. Ее лицо ярко сияло. Он почти мог разглядеть морщины на коже, которые были на ней перед смертью: они не исчезли даже за несколько веков.
– А другие имена – те, которые мы тебе не дали?
Темса встал, широко расставив ноги, и скрестил руки на груди.
– Да будет тебе известно, просвещенная сестра, что дела, которыми я занимаюсь в свободное время, Культа не касаются.
– Церкви.
– Что?
– Мы – церковь, а не культ.
Ани, притаившаяся в углу, словно громила в темном переулке, фыркнула.
– Никакая вы не церковь, – сказала она.
Лирия медленно, размеренно подошла к ней, сцепив руки внутри просторных рукавов.
– Если ты можешь быть тором, то мы можем быть церковью. Церковью Сеша.
Темса раздраженно покачал головой. Это сравнение его оскорбляло.
– Тени, о которых мы договаривались, твои. Работаем дальше? У вас есть еще имена для меня?
– Возможно, будут – но только после того, как ты пройдешь весь список – по порядку. Это крайне важно.
Он отмахнулся.
– Да, да, твоя сестра мне уже об этом сказала. И вас все равно не должно волновать, ищу ли я новые возможности где-то еще или нет.
– Это «где-то еще» больше всего нас беспокоит. Хабиш. Мерлек. Урма. Кан. Гхор. Хорикс. Финел. Бун. Таков порядок, и его нужно соблюдать.
– Зачем?
– Костяшки домино падают последовательно, а не случайным образом. Эти имена должны пасть таким же образом. – Она тихо вздохнула. – Тор Баск, скажи на милость, зачем тебе столь незначительный аристократ?
– У него было то, что мне нужно.
– Что именно?
– Новый замочный мастер. Он отказался отдать его мне.